Любовь и лейкопалстырь
Шрифт:
Вот таким образом и родились взаимные чувства Морин О'Миллой и Фрэнсиса Бессетта.
ГЛАВА 3
Вот уже тридцать лет Бетти О'Миллой напрасно задавала себе вопрос, за какие грехи, допущенные ею или ее родителями, Господь заставил ее расплачиваться, дав в мужья ирландца. Вот уже тридцать лет, как в доме на Спарлинг Стрит привыкли к стонам Бетти по поводу ее несчастной судьбы, толкнувшей ее в руки Пэтрика О'Миллой. Все знали уже наизусть ее жалобную молитву о грешнице, вынужденную жить в обществе четверых мужчин, которые в жизни ищут только ран и синяков, и дочери, которая считает себя, по крайней мере, королевой Мэб. Бетти говорила, что она проклята навеки, поскольку Бог никогда не простит ей того, что она увеличила на четыре человека количество ирландцев на этой земле. Но, несмотря на эти жалобы, проклятия и вспышки ярости, на Спарлинг Стрит все знали, насколько мисс О'Миллой обожала своего мужа, троих сыновей и дочь, которые, впрочем, отвечали ей тем же. В квартире, где тридцать лет удары сыпались справа и слева, никто не смел поднять руку на мать, которую любили и уважали тем больше, что каждый из ее детей с радостью отмечал, что с ирландской кровью их отца в их венах течет частица английской крови их матери. К ггесчастью для покоя Бетти, все О'Миллой рождались с жаждой схватки. Они учились орудовать кулаками прежде, чем стали говорить. Пэтрик часто приводил в пример подвиг старшего сына, который в возрасте двух лет ни за что разбил нос пятилетнему мальчишке. И все же О'Миллой не были злыми людьми, вовсе нет. По правде говоря, не было сердец лучше, чем у этих четверых гигантов, у которых редко случалась неделя, чтобы они не участвовали в драке с кем-то, кто неправильно обращался с ними или же между собой, если не находился внешний противник. По субботам и воскресеньям, когда матери семейств видели проходящих О'Миллой, они заставляли своих сыновей прятаться, а владельцы баров в кварталах около доков, когда эти крепкие ирландцы появлялись у них, прятали подальше самые дорогие для них бутылки. Никто на Спарлинг Стрит не мог припомнить лиц О'Миллой без лейкопластыря. И если четверо мужчин частенько отлеживались в больнице, то еще чаще они бывали гостями тюрьмы, что, впрочем, никак не влияло на их престиж и окружавшую их симпатию. В тюрьму они никогда не попадали без признания своей вины. Честность была их религией, их вера была прочна, а трудолюбие повсюду ставилось в пример. Но вот беда!– они не могли противостоять влечению к схваткам. Видеть, как два человека в споре переходят к кулакам, и не принять участия в драке, истинных причин которой они порой даже не знали, было выше их сил.
Бетти О'Миллой, возраст которой уже наводил на размышления, говорила, что судьба ее решилась в то воскресенье 1928 года, когда она торопилась в кино и ее едва не задавили перед Сентрал Стейшн. В этот день Бетти Филд, кухарка мистера и мисс Уоррен с Тагаррт Авеню решила посмотреть фильм Чарли Чаплина. Переходя через Рейнилэг Стрит, она подвернула ногу и едва не упала на колени перед проходившим автобусом. Мужчина, который шел позади, успел схватить ее за талию и оттащить на безопасное от колес расстояние. Спасатель и спасенная вместе убежали от толпы любопытных. С тех пор у них не было причин, чтобы расстаться, особенно принимая во внимание тот факт, что с первых минут они очень понравились друг другу. Нельзя было сказать, чтобы Бетти была красива со своими рыжими волосами, большим носом и чересчур широким ртом, но от нее веяло здоровьем и честностью. Пэтрик, наоборот, был очень красивым мужчиной ростом более шести футов. Его голубые глаза в сочетании с черными волосами заставляли думать, как говорится в дешевых романах, о множестве приятных вещей. Человеку, спасшему вам жизнь, нельзя отказывать в свидании, особенно если у него голубые глаза. С тех пор Бетти и Пэтрик встречались каждую неделю. Они узнали друг о друге, что она работала прислугой у богатых буржуа, отошедших от дел, а он – докером. Бетти была сиротой и приехала из Лидса по рекомендации пастора, знавшего Уорренов, которые были родом оттуда же. Пэтрик прибыл из графства Корк, из Югхела, но он не посмел сказать ей, что его сердце не лежит к англичанам и что в Ливерпуле он находится лишь потому, что в бедной Ирландии становилось все трудней найти работу.
Через две недели самых невинных идиллий католический ирландец сумел преодолеть недоверие английской протестантки и даже поклялся, что их дети вырастут в вере их матери. Бетти, в свою очередь, согласилась пойти с Пэтриком прежде в церковь, а уж затем потащила его к пастору. Бедная мисс не знала, что нет обманщиков больших, чем ирландцы. Она поняла это только после рождения их первенца, замечательного мальчугана. Пэтрик не высказал никаких возражений, когда жена, сославшись на принятое совместно решение, заявила, что их сын будет зваться Дэвид и что он будет крещен у пастора, как только она будет в состоянии выходить на улицу. Когда же такое время пришло, ирландец вынужден был признаться, что тайком уже крестил мальчика и дал ему имя Шон О'Миллой. Это произошло во время короткого отсутствия матери и при соучастии приходского кюре, который был рад оставить с носом его протестантского коллегу и приобрести еще одну душу для католической церкви. Бетти была вне себя от гнева, но поскольку она любила Пэтрика, на время смирилась, решив привести в исполнение свою клятву при рождении следующего ребенка. Уж его-то она непременно назовет Дэвид или Рут и приведет к лучам света протестантской церкви.
На следующий день после рождения их второго мальчика Пэтрик заявил жене, что если не даст ему имени своего отца, ему будет трудно встречаться со старым О'Миллой на том свете. Бетти не уступала. Тогда муж напился и заявил, что потерял вкус к жизни, поскольку он предает всех О'Миллой. Он отказался принимать еду, лег в постель и, казалось, стал угасать. Перепуганная Бетти вызвала врача, который заявил мисс О'Миллой, что болезнь ее мужа душевного свойства и что он ничем не может помочь. Несчастная женщина, чтобы не стать вдовой, уступила. К Пэтрику сразу же вернулось его здоровье, и их второй сын был крещен под именем Лаэма О'Миллой. Смирившаяся Бетти присутствовала на этой церемонии, думая о будущем реванше.
Реванша не произошло, потому что после рождения их третьего сына муж сказал, что малышу придется трудно быть отделенным в вероисповедании от своих братьев и что из-за своего упрямства она рискует расколоть семью. Потеряв всякое упорство в борьбе, Бетти больше не сопротивлялась, и Руэд О'Миллой присоединился к своим братьям в сени католической церкви.
К большому удивлению мисс О'Миллой, супруг даже не заговорил о крещении четвертого ребенка, когда у них, наконец, родилась дочь, и Бетти с радостью подумала, что маленькая Рут с годами станет ее союзницей и ей не придется одной ходить в протестантскую церковь. Несмотря на восемь лет замужества за ирландцем, несчастная женщина еще не поняла, сколько в нем может быть от Макиавели, когда речь идет о борьбе, в которой он участвует всем сердцем. В этот раз Шон, которому уже исполнилось семь лет, наученный должным образом отцом, сказал матери, что если его сестричку не отнесут в католическую церковь, он будет ее ненавидеть и бить незаметно от родителей. Возмущенная Бетти рассказала обо всем супругу, но Пэтрик нашел оправдание словам сына и лицемерно предоставил супруге право самой отвечать за все последствия. Ему же все это было якобы безразлично. "Но тогда, дорогая, не упрекай меня, если братья возненавидят свою сестричку",– сказал он. Растерявшаяся Бетти опять уступила, и Рут превратилась в Морин.
Несмотря на различие в вероисповедании и на злые шутки, которые он с ней сыграл, Пэтрик очень любил Бетти, и она отвечала ему тем же. Они составляли чуть ли не самую дружную семью на Спарлинг Стрит. И все же существовало две вещи, которые миссис О'Миллой не могла простить мужу: первое – то, что не проходило и недели, чтобы он не подрался с каким-то типом, чье лицо ему не понравилось, и второе – высокомерное презрение ирландца к овсянке, основе британской флегматичности, которую он считал пищей для ненормальных, начисто лишенных вкуса. Правда и то, что Бетти, со своей стороны, считала "айриш стью" [5] , которое обожал ее муж, пищей для дикарей. И, словно для того, чтобы способствовать унижению матери, дети с самого раннего возраста напрочь отказывались съесть хоть одну ложку овсянки. Зато мальчики, переняв всю воинственность отца, вынуждали ее держать в доме целую аптеку, которую приходилось беспрестанно пополнять медикаментами. Иногда Бетти задумывалась, были ли они на самом деле ее сыновьями…
5
Национальное ирландское блюдо из бараньего мяса, лука и картофеля.
Следуя установившейся традиции, О'Миллой проводили субботние вечера за игрой в карты, в то время как Бетти занималась шитьем. Сидя в кресле-качалке, купленном на распродаже, она иногда отрывалась от работы, чтобы с гордостью взглянуть на этих четверых сильных мужчин, трое из которых были от ее плоти. Она оставалась в кресле до конца игры, зная, что ее присутствие может предотвратить драку, правда только в том случае, если ее причина не окажется очень серьезной. Пока же они составляли единое целое, и вид их силы успокаивающе действовал на нее. Самый старший и самый большой Шон весил сто два килограмма при росте сто девяносто сантиметров. Он был флегматичен, и его нелегко было раззадорить, но если уж он выходил из себя, остановить его было невозможно. Лаэм, средний брат, ростом был метр восемьдесят сантиметров и довольствовался семьюдесятью восьмью килограммами веса, но был самым вспыльчивым и заядлым из трех братьев. Руэд, почти такой же большой и сильный, как и Шон (метр восемьдесят шесть роста и девяносто четыре килограмма веса), был самым умным. Несмотря на почти шестьдесят лет, Пэтрик с поседевшими волосами, высоким ростом и широкими плечами заставлял чаще биться вечно юное сердце Бетти. Единственное, что ей не нравилось в муже – это то, что он никак не хотел заказать зубные протезы. Рано потеряв зубы либо в драках, либо более естественным образом, О'Миллой поклялся купить протезы только тогда, когда у него не останется ни одного зуба. Наконец, у него остался последний зуб – верхний резец, который выдерживал все. Бетти тайком молила Небо, чтобы хоть раз удар кулака вместо того, чтобы рассечь бровь супруга, разбить губы или закрыть на время глаз, выбил этот последний зуб. Тогда она смогла бы, наконец, отвести его к дантисту, который вернул бы Пэтрику его прежнюю улыбку. Но пока что Небо оставалось глухим к ее мольбам.
Игроки обсуждали удачную комбинацию Лаэма, обнявшего отца за плечи, когда вошла Морин. Поздоровавшись со всеми и поцеловав мать, девушка поспешила первой воспользоваться пока еще чистой ванной. Когда, одев халат, она вернулась в комнату, отец и братья, оставив карты, обсуждали планы на вечер. Пэтрик сказал, что пойдет сыграть в петанку [6] со своим другом Кристи Гэллагером. Шон собирался пойти со своей невестой, Молли Грейнаф, в кино. Романтично настроенный Лаэм хотел прогуляться со своей невестой, Шейлой О'Греди, по Энтри Руэд и зайти к друзьям. Не догадываясь о буре, которую может вызвать ее вопрос, мисс О'Миллой спросила Морин:
6
Игра со свинцовыми шарами, которые необходимо загонять в ямку, бросая их.
– А у вас, дорогая, есть свои планы?
– Да, мамми, у меня назначена встреча с одним молодым человеком.
Братья тут же забросали ее шутливыми вопросами по поводу принца, до которого снизошла их самая младшая из семьи. Пэтрик счастливо улыбался. Затем он вмешался в разговор, покольку не переносил оставаться в стороне от чего бы то ни было.
– Не могли бы вы назвать нам имя этого соблазнителя, Морин?
– Фрэнсис Бессетт.
Наступило молчание. Шон осторожно заметил:
– Это не ирландское имя…
Затем он смолк и взглянул на отца, лицо которого напряглось. Предчувствуя бурю, Бетти отложила работу. Наконец Пэтрик решился:
– Если мы вас правильно поняли, Морин, он – англичанин?
– Именно так!
О'Миллой стукнул кулаком по столу с такой силой, что соседи, вероятно, подумали: "Опять из-за этих ирландцев нам не скоро удастся уснуть…"
– Слушайте внимательно, Морин, хоть вам и двадцать два года, но я не потерплю, чтобы вы обесчестили нашу семью и вышли замуж за англичанина!