Любовь и смерть Геночки Сайнова
Шрифт:
Равиля совсем не удивило предложение Насти. К нему, еще в период триумфальной карьеры солиста Кировского театра сотни раз подходили совсем незнакомые дамы, предлагая за ночь любви и деньги, и золотые украшения, и пачки облигаций внутреннего займа. Поэтому, когда красивая и способная третьекурсница Настя Донскевич запинаясь и краснея предложила ему "встретиться для разговора", Равиль спокойно и деловито назначил рандеву в пять вечера у него дома на Кировском проспекте.
Ах, как Настюшка готовилась к этой встрече! С утра она поехала к подруге Леночке, что жила с родителями в Дачном, и намылась у нее в ванной, излив на себя все по случаю приобретенные польские и болгарские шампуни. Потом Настя пошла в парикмахерскую, и впервые в жизни сделала себе укладку и маникюр. От нервного напряжения, она даже не пообедала, и два часа под туда-сюда крутящуюся кассету "бони-эм", мерила те три платья, которые под разными предлогами униженно заняла у самых состоявшихся модниц их девичьего общежития. Наконец, Настя остановила свой выбор на расклешенном "миди" из все еще модного гипюра. В этом платье она казалась себе взрослее. В нем она не была той тростинкой без лишнего жира, что ежедневно по три часа тянула ножку возле "палки" – зеркала и станка. В этом свободном светлом платье, она могла показаться Равилю юной женщиной – загадкой, у которой под складками гипюра вполне можно обнаружить и сюрприз развитой груди, и беспомощную нежность тела, никогда не ведавшего каторги бесконечных тренировок.
И уже перед самым выходом, Настя бережно достала из шуршащего целлофана – гарнитурчик белоснежного кружевного белья, подарка лучшей подруги, привезенного из ее первых зарубежных гастролей. Она смотрела на себя в зеркало, и пыталась посмотреть на себя глазами Равиля Абдурахманкадыровича.
Ну что, Настя? Что то случилось? Давай поговорим с тобой, как взрослые люди. У тебя ко мне какая то просьба?
Равиль Абдурахманкадырович уже три года как исполнял обязанности депутата Верховного Совета. К нему, порою толпами приезжали ходоки из Татарстана с горою подарков, кому сына от тюрьмы спасти, кому самому в Ленинграде прописаться… И скольких мальчиков к нему приводили сюда, и скольких девушек! И все по главному закону природы! У кого божий дар таланта, тот имеет в этой жизни все…
Ты не стесняйся, Настя, ты говори прямо и сразу, чего ты хочешь. Темнить со мной не надо. Я никому и никогда ничего не расскажу. И тебя не обижу. Даже если и не сумею тебе помочь. Говори со мной, как со своим бы отцом говорила. А впрочем, учитель, это и есть второй отец.
Когда Настя наконец выговорилась, она испытала огромное облегчение. А вообще, Равиль Абдурахманкадырович искусно помог ей. Как в танце. Как опытный партнер, с которым не страшно любую самую сложную партию танцевать.
– Ну что ж… Ты смелая девушка. Ты мне нравишься, – сказал Равиль Абдурахманкадырович с железным спокойствием расстегивая молнию платья на ее напрягшейся спинке.
И когда он кончил в нее горячим потоком, словно какой-нибудь конь-производитель, и когда отвалился на бок переведя участившееся дыхание, он спокойно и деловито продолжил их прервавшийся было разговор.
Хорошо, милая Настенька, ты будешь танцевать в Кировском. Пока в корде – у воды.
Но все зависит от тебя. Ты способная. Выйдешь и в солистки – какие твои годы…
Но как деловые люди… А мы с тобой теперь деловые партнеры, все устроим после того, как ты выполнишь свою часть договора. Я уже соскучился без машины. Скучаю по рулю. По скорости скучаю, Настенька.
Отпуск у Гены был большой. Два месяца, как и положено работникам районов Сибири и Крайнего Севера. Хоть деньги и были, и было их достаточно, но ехать зимой к морю в Крым или Сочи – не хотелось. А летом Генке в отпуска не разрешили. Самый монтаж летом! Два моста сдавали госкомиссии вместе со стокилометровым участком дороги. И теперь, сидел он – Геночка Сайнов дома с мамой, ходил вечерами в кино и в театр, пил водку на кухоньках в крохотных квартирках у женатых друзей-корешей, бродил по городу… Маялся.
Настя позвонила не то чтобы неожиданно. Но достаточно внезапно.
Давай встретимся.
Давай.
Он пригласил ее в ресторан. Денег все равно было всех не потратить.
С утра по телефону заказал столик в "Баку" на Садовой. Икра, осетрина, лососина, жареная форель, шампанское, коньяк…
Гена, у меня к тебе просьба… Ты мне друг?
Я тебе друг.
Подошел какой то армянин в джинсовом костюме. Пригласил Настю потанцевать.
Она не танцует.
Вот смешно! Вот смешно!! Она – без пяти минут танцовщица Кировского, и не танцует!!!
Гена, пойдем…
Да я не умею…
Ну, ну! Я помогу…
Ты хотела меня о чем то попросить…
Да. Это большой разговор.
В танце он вдруг ощутил небывалое восхищение, сквозь модный гипюр трогая ее сильную спину и ощущая тонкую бретельку совершенно лишнего в своей формальности лифчика.
Гена, мне очень нужно купить машину "жигули". Срочно для очень важного в моей жизни дела.
Это очень важно для тебя?
Очень… Я буду тебе обязана до конца жизни.
Они как и тогда после полета, ехали в уютно мурлыкающем такси. И снова она целовала его мягкими и душистыми губами.
Хочешь? Девчонки уехали на гастроли, я одна. Хочешь?
Не надо, Настя. Не надо, дорогая. Я тебе завтра и талон и деньги привезу, а так – не надо.
И снова Гена смотрел на черно-серые с отблеском красных и желтых огней питерские небеса. И снова молил их:
Засуши, Господи, мою любовь к Алле. Засуши, как Ты засушил ту смоковницу, что не накормила Тебя!
Младшая.
Донскевичи жили на самом берегу Байкала. Дом Николай Александрович поставил еще в бытность свою начальником строительного управления. Вернее, дом он ставил как бы и не себе лично, а в плане постройки так называемого казенного жилья для трестовского руководства. Тогда, пятнадцать лет назад, когда Настюшке было еще четыре годика, а его красавица Марийка была беременна их второй дочкой, Николай Александрович и пробил в главке смету на эти двенадцать домиков, что образовали тот уголок цивилизации, который местные поселковые острословы назвали "Кремлем".
И не только из-за высокого забора красного кирпича, но и из-за контингента проживавших тут знатных товарищей.
Дом получился на славу. Для себя, не для других строил! На первом этаже две огромных, совмещенных с кухней гостиных… В Сибири любят ходить друг к другу в гости, ходят большими компаниями, и… Ах, сколько здесь было попито-выпито с друзьями-товарищами! Сколько вечеринок с музыкой и танцами было устроено его гостеприимной хозяюшкой Марийкой – первой мастерицей лепить пельмени аж на весь их поселок Молодежный.
На втором этаже были кабинет и спальные комнаты его с Марийкой и дочек. На третьем – не кирпичном, а деревянном, так называемом, летнем этаже – была видовая веранда, выходящая на сторону Байкала, и две комнатушки для гостей. В подвале расположились котельная, мастерская и баня-сауна, которой Николай Александрович очень гордился. Не было такой сауны даже у управляющего трестом – Сан Саныча Преснякова. И когда нередко они устраивали тут мальчишники с трестовским или заезжим московским начальством, Сан Саныч игриво грозил пальцем Николаю Александровичу, мол, нехорошо иметь машину длиннее, чем у своего начальника, жену красивее, а баню удобней и комфортней! Что до длины капота машины, то Сан Саныч конечно образно приврал – прочитал где то у модного Карнеги…