Любовь и Смерть. Убийство Курта Кобэйна

Гальперин Йэн

Любовь к поп-музыке развилась у Курта в раннем возрасте, когда он слушал свои любимые группы «Beatles», «The Mamas and The Papas» и «Monkees» на старом стереомагнитофоне своей тёте Мэри. Несмотря на это или из-за того, что он постоянно стучал на барабане, ни один из его родственников никогда не думал, что юный Курт будет иметь такую тягу к музыке. Все просто предполагали, что он будет художником после того, как один из его рисунков поместили в школьной газете, когда ему было шесть лет. Но поскольку он всё больше и больше отдалялся от новой семьи своего отца, музыка, а не живопись, стала его спасением. Дон серьёзно увлекался рок-н-роллом и вступил в Музыкальный Клуб Коламбия-Хаус («Стань обладателем двенадцати пластинок всего за цент».). Когда начали приходить пластинки, Курт обнаружил, что существует более тяжелый саунд, чем жвачный поп, который он всегда любил. Это вскоре привело его в новый

круг друзей — группу хэви-металлистов гораздо старше него и курящих траву, которые собирались, чтобы послушать и обменяться пластинками таких групп, как «Kiss», «Aerosmith» и «Black Sabbath». «После того, как они вызвали у меня интерес к этой музыке, — позднее вспоминал Курт, — я начал превращаться в этакого маленького стоунера».

К тому времени, как он получил на четырнадцатилетие свою первую гитару от своего дяди Чака, Курт уже решил, что будет рок-звездой. Когда он начал брать уроки игры на гитаре, он хотел играть только «Led Zeppelin», вспоминает Уоррен Мэйсон, гитарист из группы брата Венди Чака, который помнит «маленького белокурого мальчика, наблюдающего, как мы играем». Мэйсон по-прежнему публикует по всему Абердину объявления, приглашающие местных жителей обучаться у «человека, который учил играть на гитаре Курта Кобэйна».

Чак заплатил Мэйсону 125 долларов за старый «Gibson Explorer» и подарил его Курту. «На первом уроке я спросил Курта, может ли он что-нибудь сыграть, и он согласился, — вспоминает Мэйсон. — Он играл «Louie, Louie» на одной струне. Впоследствии Курт признал, что многие из его песен базировалось на «Louie, Louie», где была одна и та же последовательность из четырёх-пяти аккордов. Когда я спросил его, чему он хочет научиться, он сказал, что хочет разучить «Stairway To Heaven». Его любимой группой в то время была «ELO»». Спустя годы Курт пришёл в ярость, прочитав в «Rolling Stone» интервью с Мэйсоном, изобличающее Курта в том, что с ранних лет он любил «Led Zeppelin» и другие мэйнстрим-группы. «Его также взбесило то, что я сказал, что он был хорошим ребёнком», — вспоминает Мэйсон. Хотя такие группы, как «The Sex Pistols» и «Ramones» уже задавали тон музыкальной революции, которая однажды изменит его жизнь, панк-рок всё ещё не проник на абердинскую сцену.

К пятнадцати годам, будучи не в силах жить с женой Дона и своими сводными братом и сестрой, Курт курсировал взад-вперёд между домами своих родителей. Но терпение его матери истощилось — его поведение становилось всё более и более бунтарским, особенно после того, как Курт был арестован за то, что написал спреем «Гомосексуализм — это круто» на стене местного банка — поступок, больше отражающий его склонность к тому, чтобы позлить местных жителей, чем его сексуальную ориентацию. Венди отправляла его к многочисленным родственникам, включая его бабушку и дедушку, которые по воскресеньям брали его с собой в церковь. Он не особенно читал проповеди, вспоминает Лиланд, но он любил музыку, и какое-то время Курт даже пел в хоре, где он мог отточить свои вскоре проявившиеся отличные вокальные способности.

А потом в возрасте шестнадцати лет Курт Кобэйн открыл для себя панк благодаря другу по имени Мэтт Лакин, с которым Курт познакомился в самом непривлекательном месте. Они играли в одной команде Малой лиги бейсбола, куда Курт попал для того, чтобы угодить своему отцу (или, как он впоследствии утверждал, чтобы никто не обвинял его в том, что он — качок). Мэтт был басистом местной группы, в насмешку названной в честь умственно отсталого служащего «Трифтвей» по имени Мелвин, который любил лазать по крышам. За год до этого Курт учился в том же художественном классе средней школы, что и лидер «Melvins» Базз Осборн, когда те ещё были группой, исполняющей кавер-версии песен Джими Хендрикса / «The Who». Но на тот момент группа была нацелена на злой, мятежный панковский саунд — музыку, как раз подходящую для того, чтобы послать подальше всех тех, к кому они питали ненависть — местных жлобов, качков, стоунеров и, больше всего, своих родителей. Лакин и Осборн стали одалживать Курту свои драгоценные потаённые запасы кассет с панком и новой волной, наряду с самым дорогим — книгой с фотографиями «Sex Pistols». Вскоре он примкнул к другим «клинг-онс» — прозвище местных «неудачников», собиравшихся вокруг «The Melvins» — в абердинском месте для репетиций, где группа играла музыку, которая изменит мир Курта.

«Это то, что я искал, — записал Курт в своём дневнике после того, как он увидел группу, впервые играющую за местным «Трифтвеем». — Я прибыл в обетованную землю на парковке гастронома и обрёл свою особую цель».

Двадцать лет спустя Донни Коллиер, племянник Дэйла Кровера, ударника «The Melvins», делает глубокую затяжку из его трубки и продолжает

делиться своими воспоминания о Курте, с которым он познакомился на репетиции «The Melvins». «У нас была компания, мы приходили сюда после школы, пока группа репетировала, и просто там болтались. Иногда он играл с группой, но пока ещё не очень хорошо. Не помню, вроде они не обращали на него особого внимания. Но они были самыми крутыми парнями в городе и любой, кто с ними тусовался, автоматически считался крутым. По крайней мере, мы так думали. Я считаю, это было практически единственное место, где Курт действительно был своим человеком. Всегда читаешь о том, что Курт был очень тихим, но я никогда этого особенно не замечал. Там был такой тормозной парень, Скотти Каратэ, который приходил и болтался там всё время. А Курт его всё время дразнил, постоянно доставал его; он мог быть тем ещё хулиганом. Со мной он был довольно мил, хотя, возможно, потому что мой дядя играл в этой группе. Он обычно продавал мне траву. Курт не был матёрым дилером или кем-то в этом роде, но он всегда продавал с небольшой наценкой, чтобы немного подзаработать».

У Коллиера кончилась марихуана, которой он обычно набивал трубку, запах которой витал в комнате в течение последних двадцати минут. Он предлагает отвезти всех к «Мосту Курта Кобэйна», который прозвали так, потому что Курт увековечил его в разрывающей душу песне «Something in the Way», и впоследствии утверждал, что ночевал под ним, когда мать выгнала его из дома. Сейчас, согласно опровержениям сестры Курта, Ким, считается, что эти рассказы — миф, что в действительности Курт вообще никогда не ночевал под мостом, а просто приукрашивал истории, чтобы его юность казалась более несчастливой.

«Нет, придумано только то, что он ночевал под мостом через Вишку, — объясняет Коллиер, имея в виду массивный мост, через который надо перейти, чтобы попасть в Абердин. — Вы не сможете спать под тем мостом. Вас бы просто смыло течением».

Вместо этого Коллиер везёт нас к гораздо меньшему строению, известному как Северный Абердинский Мост, и мы спускаемся вниз по дорожке к зловонной реке Вишке сквозь тернистые заросли ежевики и кустарников, выбравшись на просторный скалистый склон под опорой моста. «Вот где он спал, — говорит Коллиер, его слова иногда заглушает грохот машин сверху. — Почти каждый абердинский ребёнок раз-другой находит здесь ночлег. Любой, кто утверждает, что Курт не ночевал здесь, не знает, о чём говорит. Здесь сухо, довольно тепло и можно разбить палатку. Курт иногда проводил здесь несколько ночей подряд всякий раз, когда мать выгоняла его. Потом, если здесь становилось слишком сыро или печально, он ночевал у кого-нибудь на полу. Но здесь хорошо играть на гитаре. Акустика замечательная». Одна из девушек, Энжела, которая провела с нами весь день, рассказывает нам, что ночевала под этим мостом пять дней в 1995 году после того, как её собственные родители выгнали её из дома. «Было сухо, но не очень тепло, — вспоминает она. — Я отморозила себе всю задницу». Следы от небольшого костра, на котором что-то готовили, и оставленный спальный мешок наводят на мысль, что кто-то не так давно действительно ночевал здесь. Но это — не единственный признак человеческой деятельности. Судя по граффити, украшающим каждый доступный дюйм бетонных колонн, стен и потолка, мы — не первые из тех, кто совершал паломничество под этот мост в поисках призрака Курта на берегах Вишки.

«Всему, что я знаю, я научился у «Нирваны». Спасибо тебе, Курт!» — нацарапал один из фэнов. «Курт Жив!» — написал спреем другой. Среди сотен чувств, воздающих должное своему музыкальному герою, мы сразу же замечаем одни и те же граффити из трёх слов — «Кто Убил Курта?» — написанные спреем, нарисованные и нацарапанные, как неотвязный шёпот из по меньшей мере десяти разных мест. Однако Донни Коллиер не особенно верит в теории убийства. «Когда я был с ним знаком, он, конечно, не походил на парня, который в итоге покончит с собой, но кто знает, что случилось после того, как он уехал отсюда? — пожимает он плечами. — В этом мире я уже ничему не удивляюсь, но я сомневаюсь, что он был убит. Я думаю, что он просто не мог больше этого выносить».

Отам, молодая мать, добавляет: «Кто из выросших здесь не хотел бы покончить с собой? Здесь всё время идёт дождь и нечем заняться. Он принимал героин, а героинщики умирают здесь почти каждый день. К этому так привыкли, что газеты уже даже не печатают такие объявления». Она держит ребёнка на руках, чтобы он случайно не наступил на грязный шприц, говорит она, но мы не видим никаких игл, просто множество сигаретных окурков и несколько бутылок пива.

«Почему ты остаёшься здесь? — спрашиваем мы. — Ты когда-нибудь мечтала отсюда сбежать?». Она скептически смотрит на нас и кротко отвечает: «И куда бы я пошла?».