Любовь и свобода
Шрифт:
Конец соченения № 9
Глава восемнадцатая
Первую машину пришлось пропустить, над кабиной торчали головы, и когда она поехала мимо, Лимон насчитал в ней семь человек, а Зее — восемь. Зато вторая была небольшим пикапом, в котором явно ехали только двое. Лимон махнул рукой, и молчаливая девочка — Эрта, — волоча за собой обоих третьеклассников, выбежала на дорогу. Они кричали и размахивали руками. Пикап притормозил и пополз небыстро,
На счёт «восемь» один из третьеклассников — это был полный джакч, но Лимон так и не мог запомнить их имена: Прек и Резар? Перт и Ренор? — в общем, что-то из древней истории… — и уж тем более научиться различать их (вы что, братья? — нет, раньше даже не знали друг друга…) — так вот, один из Прека-Ренора завопил, показывая рукой вверх по склону. Конечно, оба в машине уставились на невидимую угрозу…
Девять… десять.
Лимон выскользнул из-под травяной накидки, метнулся к кабине и сунул ствол ружья под рёбра пассажиру. Тут же раздался глухой удар: Зее стволом своего ружья пробила боковое стекло со стороны водителя, прохрипела:
— Руки!
— Вылезай! — в свою очередь рявкнул Лимон.
Пассажир — костлявый прыщавый парнишка лет шестнадцати, одетый в слишком просторную для него дорогую жёлтую кожаную куртку, — посмотрел на водителя — водительницу — и начал медленно выбираться наружу.
— На колени, потом мордой вниз, — сказал Лимон.
— Что вы делаете? — воскликнула водительница. Лимон мельком взглянул не неё. Взрослая тётка в очках, цветастом платке и меховой жилетке, светлые волосы стянуты назад в косичку или хвостик…
— Руки! — повторила Зее. — Руки на руль, джакч, смотреть перед собой, не шевелиться. Я психованная, поняла?! И молчать!
Лимон наскоро ощупал парнишку. Вроде бы пустой.
— Лежать, — повторил он. — Народ, быстро помогли Дину.
Дину уже плёлся, болтаясь вокруг толстого дрына.
Ребятня бросилась помогать.
— Отполз в кювет, — сказал Лимон парнишке. — Лёг, руки на голову, замер. Имей в виду — мне тебя пристрелить легче, чем так оставлять. Понял?
Тот ухитрился кивнуть.
Лимон не сдвигаясь с места, проследил, чтобы Дину погрузили в кузов. Туда же забрались и третьеклассники.
— Эрта!
Молчаливая девочка выросла перед ним.
— Гранату. Положи ему на спину.
Гранат у них, конечно, не было, но у Эрты в карманах была припасена пара булыжников — ровно на этот случай. Она наклонилась над лежащим, примостила булыжник у него между лопаток, выбралась из кювета.
— В кузов, — сказал Лимон.
Сам он достал из-за пояса пистолет, демонстративно передёрнул затвор, забрался в кабину, поставил ружьё между колен, сунул пистолетный ствол в бок водительнице.
— Зее, заходи с моей стороны.
Дождался, пока она села и захлопнула дверь.
— Поехали.
— Я никуда!.. — в голосе водительницы попёрли истерические нотки. — Без сына я никуда!..
— Ничего с ним не случится, — сказал Лимон. — Это просто камень. Поехали — быстро. У нас раненый. Или я пристрелю тебя и поведу сам. Доступно? До трёх. Раз… два…
Тётка газанула. От нервов — чересчур сильно, завизжали покрышки.
— Полегче. Раненого везёшь.
— Куда мы едем? Нигде никого… никаких врачей…
— Молча — вперёд. Когда надо будет, я скажу, что делать.
На самом деле он по-настоящему не знал, что будет дальше. Нельзя «засвечивать» санаторий. И что? Убить потом эту дурную тётку? Или высадить её где-то возле города, а дальше постараться вести машину самому? Не по ровному шоссе, а по крутому горному серпантину?
— Давай её здесь выкинем, — сказала Зее. — Я поведу.
— Нет, — сказал Лимон, поняв смысл сказанного. — Подальше. Около поворота на башню.
— Почему?
— Да просто так. Час топать обратно…
— Твоё слово, командир.
Некоторое время ехали молча.
— Дети, — сказала наконец тётка. — Почему вы такие жестокие?
— Э-э… — подавился словами Лимон.
— Подожди, — сказала ему Зее. — Жестокие. Потому что. За нас некому заступиться, кроме нас самих. Это жестокость? Мы жили и никого не трогали. Это жестокость? Нас захватили, связали, избили. Кого-то изнасиловали, кого-то убили. Просто так. Но это ведь не жестокость, потому что это же ваши сделали, не мы…
— Какие ещё наши? — испуганно спросила тётка.
— Деревенские. Ваши — это деревенские.
— Но мы никакие не деревенские! Я работаю в Передвижной школе, преподаю…
— Всё равно, — сказал Лимон. — Живёте среди них… Зачем едете в город, а?
Тётка испуганно посмотрела на него и промолчала.
— Вот и всё, — сказал Лимон. — Главное сказано.
— Но ведь…
— Там наши дома, — медленно и как-то в сторону сказала Зее. — Наши вещи. Наши родные. Наши, понимаете? Наши мёртвые. Вы ведь едете, чтобы пограбить нас? Порыться в могилах? Думаете, это легко и безопасно, да?
— Не пугай её, — попросил Лимон.
— Как скажешь, — и Зее, отвернувшись, стала смотреть в окно. — Только…
— Что?
— Мародёров всегда ставили к стенке, — сказала Зее.
— Хорошо, — сказал Лимон и ткнул тётку стволом в рёбра. — Останови.
Он никогда не видел, чтобы человек бледнел настолько быстро и до такой степени. Даже тот, без подбородка… впрочем, он, кажется, так до конца и не поверил…
Машина остановилась.
— Выходи, — сказал Лимон.
Тётка, не попадая по скобе замка, пыталась открыть дверь. Наконец открыла, выбралась. Застыла, зачарованно глядя на пистолет в руке Лимона.