Любовь и зависимость
Шрифт:
Межличностная аддикция не была бы настолько "нормальной", если бы не подкреплялась самой природой семейной и общественной жизни. Воспитание Аллена и Гейл привело их, как и многих их современников, к недостатку интеграции Я и способности обращаться с окружающей средой. Более того, это не давало им шанса черпать силы в дружеских и любовных отношениях с другими людьми. Оглядываясь вокруг в поисках облегчения от тягостного одиночества и неуверенности, они видели, что общество предлагает им только одно спасение, верность и уместность которого всячески и всеми подтверждалась — единственный любовный роман, ведущий к браку. На то, чтобы они научились обращаться со сложившейся ситуацией более совершенными способами, потребовались годы самообмана и еще годы боли.
Происхождение аддикти вного поколения
Как показывает случай
Рассмотрим тот тип семьи, который вырастил Аллена и Гейл, так же, как большинство других аддиктивных влюбленных, чьи истории рассказаны в этой книге — американское семейство среднего класса середины двадцатого столетия, а именно периода после Второй Мировой войны. Семейство обычно состоит из двоих родителей и от одного до трех детей, отделенных от всех других людей, даже от близких родственников. Везде, где индустриальная эра оставляет свою отметку, изоляция нуклеарной семьи возрастает, но никогда прежде это не проявлялось столь крайним образом, как в середине двадцатого века в Америке. По разным причинам (богатство, философия личной независимости, изобилие пространства для передвижения), отдельные семьи и раньше имели в Америке между собой меньший контакт, чем в любом другом месте. В Европейских странах есть прочно установившиеся социальные формы для объединения людей, типа кафе и пабов, но среднее Американское семейство смотрит на мир из окна собственного дома и автомобиля.
После Второй Мировой войны подвижность, традиционная для Америки, обрела новую форму. Общенациональные корпорации начали перемещать персонал в соответствии с требованиями эффективности. Ребенок мог, обзаведясь друзьями в школе и во дворе, внезапно потерять их, когда отца переводили на новое место работы. Единственными людьми, которых ребенок не лишался, были его родители, братья и сестры. Ребенок этой эпохи рос в мире, очень отличном от того, который знали его родители, когда были молоды. Самое большое отличие для него было в том, что расширенное семейство не занимало своего места в его жизни. В прошлом домашнее хозяйство было большим и состояло не только из родителей и детей: в нем могли быть также бабушки и дедушки, тети, дяди, кузены и кузины.
Расширенное семейство и сообщество, частью которого оно являлось, было очень удобным в раннем периоде развития. Человек не должен был сталкиваться все время с одними и теми же немногими людьми и, если эмоции стали отрицательными, ребенок или взрослый мог обратиться к какой-то периферийной фигуре в семье или окружении в поисках любви, утешения и особенной мудрости, исходящей из опыта этого человека. Вырастая среди разногласий множества очень разных индивидуальностей — некоторые из них, возможно, были даже необычны или эксцентричны - ребенок получал более завершенную картину человеческой натуры и, таким образом, имел шанс узнать, что человеческое поведение не исчерпывается особенностями его родителей. Ребенок часто был вне поля зрения своих родителей и контролировался, скажем, тетей, или оставался свободным среди братьев, сестер, кузенов и друзей всех возрастов. Но в современной нуклеарной семье ребенок пребывает под непрерывным наблюдением своих родителей. Это навязчивое внимание, несомненно, удерживает многих детей от того, чтобы учиться решать проблемы и действовать самостоятельно. Вместо этих способностей, однако, оно дает детям ощущение, что они находятся в центре чьего-то другого мира — это переживание, которого они, вероятно, будут искать снова.
В середине двадцатого столетия родители были почти единственными фигурами, важными для ребенка. Кем, в таком случае, были эти люди, и на какие прошлые и настоящие условия они реагировали, воспитывая своих детей? Начнем с того, что это были два человека, которые взаимодействовали друг с другом очень интенсивно, хотя не всегда мирно или конструктивно. Зачастую они находились под социальным давлением, не имея такой роскоши, как возможность найти подходящего партнера. Только теперь за их спинами не было расширенного семейства, которое традиционно служило для того, чтобы снижать напряжение в браке, особенно на начальном его этапе. Соединенные друг с другом (в некоторых случаях практически случайно), муж и жена оказывались в мире вместе совершенно одни, и это было страшно. Управлял ли муж мелким бизнесом с помощью своей жены, или приходил домой после целого дня холодных безличных контактов на работе, они должны были найти друг в друге всю ту теплоту и поддержку, которую они хотели получить.
Эти мужчина и женщина вряд ли настраивались на тонкости личных отношений; им и без этого было, о чем волноваться. Таким образом, они приносили много своих нерешенных и неосознаваемых эмоциональных проблем в брак и в воспитание детей. Но главным было то, чтобы они могли рассчитывать на основную эмоциональную, моральную, и практическую поддержку друг друга, даже если имели поначалу очень различные привычки и предпочтения. Так что они запихивали себя в шаблон гармоничной команды. С одной стороны, они жертвовали многим, что было дорого каждому из них, ради брака или детей. С другой, они освобождались от своих сдерживаемых, но не ослабевающих желаний, нападая друг на друга, когда повседневные дела приносили им слишком много напряжения.
Исторические обстоятельства также внесли свой вклад в дискомфорт этих людей (некоторые из которых были особенно уязвимыми, как иммигранты или дети иммигрантов). Все они, молодыми взрослыми или детьми, почувствовали дыхание Депрессии, материально или психологически. Депрессия научила их, что вне зависимости от того, что они делали, они не могли обеспечить собственное экономическое будущее. Они всегда были во власти безличного и, по-видимому, недоброжелательного рынка. Даже если угроза остаться без еды или крова не была непосредственной, они никогда не могли почувствовать себя в безопасности относительно своего экономического положения. Вспоминаю школьного учителя, который описывал, как он приобрел свое положение в 1930-ых годах. Можно оценить по этому рассказу, какому стрессу подвергались люди, когда их карьерные планы разрушались. Этот человек был среди 300 квалифицированных специалистов, претендующих на пять рабочих мест. "Я рвал кишки в течение нескольких недель", сказал он, "и финишировал седьмым. Позже они открыли еще два рабочих места, и меня приняли". Именно с таким трудом он должен был бороться, чтобы преподавать в публичной школе, и его успех в этом испытании был пропуском на то место, где он и остался до конца своей трудовой жизни.
Вслед за Депрессией пришли беспорядки Второй Мировой Войны, а вслед за войной — ускоренный рост технологий, особенно технологии домашнего хозяйства. Люди обнаружили, что их занятия ограничены окружением. Они или работали на большую организацию, или, владея своим бизнесом типа розничного магазина, имели установленное место в схеме вещей и ограниченный потенциал для роста. Кроме того, их домашняя жизнь трансформировалась механической эпохой, темп развития которой был быстрее, чем мог выдержать любой нетренированный индивид. Столь же важным, как автомобиль, для Америки
было то (как замечает Джеймс Флинк в "Америка Выбирает Автомобиль"), что большинство людей — особенно в городах — не были способны починить то, чем обладали. Когда появились стиральная машина, телевидение и все домашние приспособления послевоенной эпохи, люди были уже приучены к зависимости от механизмов, чьей работы они не понимали. Они выросли, звоня опытным мастерам по механическому ремонту.
Это доверие авторитету экспертов существовало даже в столь личном деле, как воспитание детей. Вместо бабушек и дедушек, которых больше не было поблизости, консультировались с педиатрами и справочниками. Лихорадка ребенка могла напугать мать, если ее матери не было рядом, чтобы сказать: "О, это ерунда. Не надо ничего делать, само пройдет". Отсутствие такого голоса опыта, естественно, толкало мать к доктору или книге. Знаком распада расширенного семейства и триумфа технологического мировоззрения была экстраординарная популярность книги "Ребенок и уход за ним" доктора Спока, которая вышла как раз после Второй Мировой войны. Доктор Спок был надежным и довольно чувствительным советчиком (могло быть намного хуже), заполняя вакуум, который отражал то, что собственные ресурсы семей больше не были адекватны требованиям, которые к ним предъявлялись. Немного позже в моду вошли регулярные посещения педиатра, чтобы получить информацию и утешение, которые всегда обеспечивали бабушки.