Любовь к трем ананасам
Шрифт:
– Что это? – Катерина протянула руку к коробочке, но Валентин Петрович прижал ее к груди.
– Надо же! – растроганно воскликнул он. – Я спрятал ее… сколько же лет назад? Я тогда учился в третьем классе! А потом совсем про нее забыл! Надо же! А она так и пролежала здесь все эти годы!
– Что там у вас? – придвинулся к профессору Ованес Степанович. – Камня нет?
– Сейчас посмотрю… – Профессор бережно открыл коробочку.
Внутри нее лежали стеклянный шарик, оловянный солдатик в ярко раскрашенном
– Надо же… – повторял профессор. – Эту точилку я выменял у Вовки Топталова на десять фантиков…
– А камень? Там нет камня? – напомнил о себе Ованес.
– Да, кажется, он тут, – спокойно ответил профессор и достал из жестяной коробочки небольшой плоский камешек с вырезанной на нем печатью. – Это то, что вы искали?
– Да! – воскликнул Ованес, молитвенно сложив руки, и восторженно заговорил, перейдя на армянский язык.
Осознав, что окружающие его не понимают, он проговорил по-русски:
– Двести поколений моих предков в благоговении взирают на эту реликвию! Эту печать держал в руках Тигран Великий, он прикладывал ее к своим указам и повелениям в те дни, когда Великая Армения простиралась от Черного моря до Красного, когда персидские владыки платили ему дань, когда армянские полки остановили легионы гордого римского полководца Красса…
– Я очень рад, что вы нашли этот камень, – довольно равнодушно проговорил Валентин Петрович. Он прижимал к груди точилку в форме слоника, и все остальное его не интересовало.
– Я, конечно, прошу прощения, – вмешался в разговор Слон, – Великая Армения, римские легионы и все прочее… и Тиграна Второго я тоже уважаю, судя по всему, авторитетный был мужчина… короче, я понимаю вашу радость, но камень-то мой! Нам с вами нужно решить такой маленький вопрос, как оплата!
– Ах да, конечно! – спохватился Ованес. – Как честный человек, я никогда не отказываюсь от своих обещаний. Разумеется, я вам заплачу. Но, учитывая, что все пошло не совсем по сценарию и камень я получил не от вас… кроме того, учитывая то, что мне пришлось пережить несколько неприятных моментов, я думаю, что вопрос о цене можно было бы обсудить еще раз!
– Ну ты и жук! – разозлился Слон. – Говорили мне, что с тобой не стоит связываться – обязательно надуешь! Это ведь реликвия, разве за нее можно торговаться?
– Друзья, друзья! Не будем ссориться! – вмешалась в разговор Катерина. – Пойдемте за стол! Теперь, я думаю, у нас действительно есть что отпраздновать!
Прошло несколько месяцев. История с камнем благополучно забылась, так как Слон полюбовно договорился с Ованесом Степановичем о цене и тот отбыл обратно в свою Америку, прикладывая руку к нагрудному карману, где хранилась у него священная печать царя Тиграна Великого.
Беатриче Левоновна пережила очередное разочарование – снова не удалось пристроить Жанночку замуж за приличного богатого человека, однако быстро утешилась, потому что не в ее характере было поддаваться унынию и опускать руки перед трудностями.
Слон был очень благодарен профессору за помощь в трудном деле с камнем и выделил приличную сумму денег, взяв с него слово, что профессор потратит эти деньги на ремонт квартиры. Профессор отбыл на очередной конгресс, а Катерину хватило только на то, чтобы поставить новую железную дверь вместо старой, простреленной.
Вообще у профессора после приключений в оранжерее изменился характер. Во-первых, он бросил свое вегетарианство и стал есть мясо, чему Катерина была очень рада. Во-вторых, он пару раз рявкнул при встрече на генеральшу Недужную, когда она, по обыкновению, пыталась сказать очередную гадость про его жену.
Надо сказать, что после того как ее окатило паром, у генеральши малость поубавилось желания быть в ответе за все на свете и совать нос в чужие дела, однако силы ее быстро восстанавливаются.
В кулуарах международного конгресса по африканистике царило необыкновенное возбуждение. Почтенные ученые с пеной у рта обсуждали сенсационный доклад петербургского профессора Кряквина.
– Мне кажется, уважаемый коллега Кряквин утратил свою научную принципиальность! – говорил московский ученый Лисицын-Занзибарский, держа за пуговицу профессора из Нижнего Новгорода Необчихайло. – Утверждать, что низшие приматы способны мыслить и обмениваться сообщениями, могут только неоперившиеся первокурсники!
– Вы не правы, – басил в ответ нижегородец, – даже первокурсники прекрасно знают, что вульгарные мартышки не способны к высшей нервной деятельности! Конечно, если это успевающие первокурсники!
– Вот он! Вот профессор Кряквин! – воскликнул Лисицын-Занзибарский, увидев в коридоре знакомую фигуру петербургского ученого. – Сейчас я все ему выскажу! Сейчас я изложу ему позицию всей прогрессивной научной общественности!
Он выпустил пуговицу Необчихайло и бросился наперерез Валентину Петровичу.
– Коллега! – воскликнул москвич, сверкая глазами. – Ваше выступление повергло меня в настоящее изумление! Как вы, серьезный ученый с мировым именем, можете нести, извиняюсь, такую антинаучную чушь? Надо же, мартышки мыслят! Это просто не выдерживает никакой критики!
– Не гоните пургу, уважаемый коллега! – ответил ему Кряквин. – В натуре, я отвечаю за базар! Не так давно я попал в конкретное мочилово, и если бы эти, как вы выражаетесь, мартышки не умели шурупить мозгами, я бы сейчас, реально, давил лопату!