Любовь к жизни

Савина Екатерина Ивановна

– Значит, – подытожила Даша, – Катя во всей этой истории выступает в роли жертвы. Зря мы на нее тогда ополчились. Но вот кто выступает в роли злодея?

Я пожала плечами.

Даша вдруг разволновалась и, поднявшись со стула, принялась ходить по кухне, бормоча себе под нос. Кое-что из ее бормотания долетало и до меня:

– Главный злодей... будем его так называть пока... условно... главный злодей каким-то образом связан с загородной клиникой. Более того – он, очевидно, не самая последняя фигура там, а вернее будет сказать – главный – его называют – шеф... Также шефом называют

эти восставшие из ада мертвецы Колян с Толяном того, кто дает им указания к действию... Тот шеф и этот шеф – один и тот же человек? Видимо – да... Даже – скорее всего – да... Вернее – точно – да. Тот самый человек. Что же получается – директор клиники использует обыкновенный криминал для того, чтобы раздобыть средства на медицинский аппарат, необходимый для лечения детей? Тогда... кто же он такой – самоотверженный эскулап или преступник?.. Странно, очень странно. Нужно во всем разобраться, а уж потом – переходить к решительным действиям.

– Я поняла! – громко сказала Даша, внезапно остановившись и повернувшись ко мне. – Нужно во всем разобраться, а потом уж переходить к решительным действиям!

– Тихо! – хотела предупредить я свою подругу, но слова застыли у меня в горле.

На пороге стоял один парней. Колян или Толян – они так похожи, что я не могу сказать точно – это тот, кто смотрел в гостиной телевизор или тот, кто спал в спальне...

Даша застыла на месте, прижав ладонь к губам.

– Чего это такое? – тихо проговорил Колян или Толян, обращаясь в пустое пространство. – Здесь кто-то есть?

Он отступил на шаг и, не оборачиваясь, позвал:

– Брателло, ты где?

– А... Что случилось? – ответили ему откуда-то из глубины квартиры.

– Здесь... кто-то есть, – сглотнув, проговорил Колян или Толян.

– Нет там никого... – раздался хриплый голос, – мы же проверяли – в квартире никого нет. Не надо было водку жрать, когда на дело шли... Чудится ему всякое. Наверное, радио...

– Радио... – шепотом повторил Колян или Толян.

Стараясь двигаться как можно тише, я поднялась со стула и подошла к висящему на стене радиоприемнику. Неслышно повернула ручку.

– Вы прослушали радиопостанову повести Анатолия Антонова «Полковник по сходной цене»! – хорошо поставленным мужским голосом сообщил радиоприемник. – А сейчас мы предлагаем вашему вниманию немного музыки.

После секундной тишины эфир заполнили мяукающие звуки электрогитар.

– Радио! – радостно выдохнул Колян или Толян и расправил плечи. – А я-то уж думал, чудится мне...

Он прошел к мойке и, открыв водопроводный кран, сунул под струю голову.

– Радио! – выныривая, сообщил он сам себе. – А я-то уж думал...

Колян или Толян двинулся к радиоприемнику. Даша метнулась в угол, а я отошла в сторонку, чтобы освободить парню путь.

Черт возьми, слишком резко я двинулась – отступив на шаг я наткнулась спиной на холодильник – холодильник покачнулся и стоящая на нем ваза рухнула на пол.

И, конечно, со звоном разлетелась вдребезги.

Колян или Толян, протянувший уже было руку к ручке радиоприемника, тотчас отдернул ее, будто обжегся.

– Что за хренотень... – прошептал он, уставясь расширенными

от ужаса глазами на осколки вазы, раскатившиеся по полу кухни... Радио... А ваза упала. Брателло! – громко позвал он.

– Чего?! – раздалось в ответ ему.

– Тут есть кто-то на кухне!

– Ты же говорил – радио?..

– Радио вазы не разбивает, – пятясь, проговорил Колян или Толян.

Он шел спиной вперед, не сводя глаз с осколков вазы, и, конечно, не мог заметить своего товарища, возникшего в проеме кухонной двери – Толяна... Или Коляна, я и теперь была не уверена, кто из них кто – они ведь так друг на друга похожи...

– Мама! – заорал Колян или Толян, прыгая вперед – и немедленно путаясь ногами в стоящем неподалеку от него стуле – незамедлительно после этого падая на стол, а со стола – на пол, увлекая за собой скатерть и все, что на этой скатерти было.

– Мама! – он неожиданности завопил благим матом Толян или Колян, отступая назад из проема двери и сшибая массивным телом с полочки телефон.

Несколько минут оба наемника барахтались на полу, пытаясь встать. Наконец, это получилось и у того и у другого – и они утвердились на середине кухни – спиной к спине – пистолеты появились в их заметно дрожащих руках.

– Кто... здесь? – ломающимся голосом осведомился Колян или Толян.

– Бу... Будем стрелять... – пообещал, прокашлявшись, Толян или Колян.

Даша прижалась к стене возле кухонного окна – один из пистолетов был нацелен ей прямо в грудь. Конечно, ни тот ни другой парень ее не видят, но кто знает – вдруг пальнут со страху. Или палец сорвется и нажмет на курок – вон руки у них как трясутся...

Даша посмотрела на меня.

Я пожала плечами. Надо было что-нибудь делать, а что?

Раздался звонок в дверь.

* * *

«Вот и те самые гости, – подумала я, – которых ждут наши парни – Колян с Толяном. Теперь мы и выясним, что же такое происходит здесь на самом деле»...

Колян и Толян – как только раздался звонок в дверь – одновременно вздрогнули. Я даже испугалась – вдруг кто-то из них нечаянно выстрелил бы – и пуля угодила в Дашу или в меня.

Но – надо отдать должное ребятам – сразу, как только они оклемались от первого приступа страха, стали вести себя вполне профессионально.

Колян или Толян тотчас вздернул вверх ствол своего пистолета и кивнул Толяну или Коляну на выход из кухни. Тот тотчас же отлепился от спины своего товарища и опрометью бросился в прихожую. Колян или Толян пошел за ним – пятясь, как рак, словно боялся, что в любую минуту на него может накинуться какое-нибудь чудовище.

Да какие же мы с Дашей чудовища? Напротив – с нашей точки зрения – это Колян с Толяном настоящие чудовища и людоеды. Кто похитил Петю? Кто подстрелил Нину? Кто в конце концов выбил Васику передние зубы? Правда, за все эти злодеяния наемники получили по заслугам – были застрелены моим Виктором... Но лучше не думать об этом, а то и так – голова кругом идет. Во-первых, они не могут сейчас находиться в этой квартире, поскольку они давно мертвы. Во-вторых, я не могу сейчас назвать своего Виктора – моим. Все из-за этой дурацкой фотографии.