Любовь к жизни

Савина Екатерина Ивановна

– Дурак ты, – сказала Катя и первый раз за все время встречи вздохнула. – Петька болеет тяжело. Ему жить от силы год осталось. Нужно аппарат из Швейцарии выписать, а это денег больших стоит. Вот я и пришла к тебе. Может пробъешь у своего отца деньги, а?

– Что-о?

Васик заткнулся и снова опустился на стул.

– Экспертизу надо сделать, – проговорил он, потирая лоб, – черт, ничего не соображаю... И чего ты все сразу вывалила? Не могла по порядку сообщить? Я теперь как оглушенный. – Тут он встретился глазами с Катей и осекся – ни капли

спокойного равнодушия теперь не было в Катиных глазах – только боль и страх. И еще мольба.

Васик залпом выпил свою чашечку чая.

– Значит так, – продолжал он, – экспертизу – это само собой. Самую строгую. Чтобы было предельно ясно – мой ребенок или нет. Потом... Потом нужно будет твоего... ре... нужно будет его врачам показать. Независимым, так сказать, экспертам. Чтобы они уже сказали – болен он или нет. И чем болен. Может быть, никакого аппарата и не понадобиться. Может быть, его так можно вылечить. Чем, кстати, он болеет-то?

Катя привычно выговорила длинное труднопроизносимое слово, состоящее чуть ли не из десятка латинских корней.

– Чего? – наморщил лоб Васик. – Не слышал о таком заболевании. Что это значит?

– Не важно, – устало качнула головой Катя, – важно то, что эта болезнь практически не поддается лечению. Только вот если аппаратом швейцарским попробовать...

Васик надолго задумался.

Потом тряхнул лохматой головой и упрямо проговорил, не глядя на Катю, а глядя в стол:

– Все равно. Экспертизу и обследование. А потом будем решать – что делать.

– Хорошо... – услышал он в ответ и тотчас вскинул голову. Так и есть – Катя тихо – почти неслышно – плакала, прижав к красивому лицу тонкие ладони.

* * *

Восходящее солнце задрожало в тонко зазвеневшем хрустальном небосводе и неожиданно рассыпалось мирриадами полупрозрачных сфер, почти тотчас же образовавшими диковинный хоровод вокруг земного шара.

Земного шара, которого я в настоящий момент наблюдала целиком – со всех сторон сразу, как не может видеть нашу планету даже человек, находящийся в космосе.

Я и не была в космосе. Я была сама в себе. Для меня – это простейший способ познания чего-либо. Просто войти в транс и скользить по бесконечной реке своего собственного подсознания.

Я могла бы сейчас увидеть все, что я пожелаю из мира, окружающего меня, но я сузила внутренний взгляд и сосредоточила его на самой себе. А потом – заставив хоровод полусфер, в который превратилось восходящее солнце – остановиться, погрузилась в мягкий полумрак и поплыла по течению, целиком отдавшись воле своего подсознания, которое само должно найти ответ на заданный мною вопрос.

– Отчего меня мучат эти странные и страшные сны? – вот таким был мой вопрос.

И события былых периодов моей жизни потекли перед моими глазами:

... – Времени совсем нет... – шуршал почти неслышный голос моей сестры. – Бойся Захара, это страшный человек. Это Общество, которое он возглавляет, на первый взгляд может показаться всего-навсего сборищем извращенцев,

одной из специфических тусовок, которых так много в столице... Но это не так – я знаю, ты уже это поняла – Захар настоящий преступник, и он действительно обладает экстрасенсорными способностями. И довольно сильными... А сейчас уезжай из квартиры! – вскрикнула моя покойная сестра, будто только вспомнила, что хотела мне сказать. – Немедленно уезжай и до утра не показывайся здесь. Тот, кто приходил за моей жизнью, придет и за твоей!

– Почему? – это все, что смогла выговорить тогда, потому что...

– Я должна сказать тебе самое главное... – ее голос становился все тише и тише, как шелест летящего по ветру все дальше и дальше хрупкого осеннего листочка, – самое главное...

И снова мертвая тишина натянулась на мембране телефонной трубки.

Опустившись на колени, я разрыдалась тогда – от того, что была беспомощна и мало что соображала, ибо разговор с Натальей состоялся спустя несколько месяцев, после ее гибели...

Плеснувшая волна памяти захлестнула это воспоминание. А меня несло дальше:

... Господи, как у меня кружилась тогда голова – это, скорее всего, от того, что я слишком резко вышла из транса. Я шагнула к выходу из комнату и – мне пришлось взмахнуть руками и схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть.

– Что за черт... – пробормотала я, – какая-то странная слабость... И голова кружится все сильнее и сильнее.

Я зажмурила глаза, снова открыла их и увидела, что кружится вовсе не моя голова, а вращается спальня; пляшут пол и потолок; кровать, где мирно спит Даша, кувыркается просто с невероятной скоростью.

Кажется, я что-то вскрикнула, когда оторвалась от кровати и сделала несколько шажков в сторону, чтобы ухватиться за полуоткрытую дверь, которая среди общей свистопляски, вроде бы вела себя более или менее мирно.

И полетела в тартарары.

В отличие от Алисы, упавшей в кроличью норку, я не имела ни малейшего понятия – лечу я вниз или вверх. Как только погасла электрическая лампочка в спальне, кто-то со страшной силой выбил пол у меня из-под ног и я полетела...

Нет, просто повисла в непроглядно черном пространстве. Ничего не было слышно, кроме свиста рассекаемого моим телом воздуха – если в этой страшной дыре, куда я неожиданно провалилась был воздух.

Я так и не поняла, сколько времени продолжалось мое падение... Или полет, или... Но когда я вновь ощутила твердую опору у себя под ногами, мне казалось, что прошла целая вечность – только одна мысль у меня в голове еще колыхалась от удара при приземлении – чтобы такого больше не повторялось никогда...

Я застонала, чтобы отогнать это мучительное воспоминание, но через секунду снова погрузилась вглубь своего подсознания:

...Теперь вокруг меня было космическое пространство. Мне даже казалось, что кое-где я различаю мерцание далеких звезд. Но первое, что я увидела – было множество людей, вращающихся в состоянии невесомости вокруг меня.