Любовь как преступление
Шрифт:
В холле гостиницы я заметила еще трех девушек в сопровождении родственников. Они спокойно проходили проверку у того незнакомца, которого назвали дазганом. Девушки выглядели лет на семнадцать-двадцать, и это было невероятно. Как они умудрились в таком возрасте остаться девственными и ничуть не беспокоились о том, что будет дальше?! Даханн что-то спрашивал у них, сверяясь со своей странной пластиной, которую держал в ладони, а потом жестом пригласил девушек пройти в дилижанс, ожидавший у крыльца.
Девушки весело щебетали, не обнаруживая ни малейшего беспокойства,
Дазган развернулся, будто почувствовав на себе мой взгляд. Чуть кивнул сопровождающим, и конвой начал оттеснять нас в сторону. Я забеспокоилась. Похоже, что мы с Рини не едем в дилижансе?
Мы покинули гостиничный двор, пройдя через кованые ворота, и почти сразу за ними я увидела закрытый со всех сторон экипаж с гербом империи на дверце. Сидевший на козлах кучер, закутанный в темный плащ, привстал при нашем появлении, всей своей позой выражая недоумение.
Перед нами учтиво распахнули дверцу кареты и откинули ступеньку, приглашая садиться. Я тоскливо вздохнула, в последний раз обводя взглядом привычный пейзаж. Всего полчаса пути – и мы будем в порту. Что нас ждет дальше? Смогу ли я выжить среди тех, кого с детства училась ненавидеть, кого боюсь до дрожи в коленях, до головокружения, до подступающей к горлу тошноты? Зачем я им? Что они увидели во мне такого, что не убили сразу и даже не посадили в дилижанс с остальными девушками? Неужели узнали во мне одну из своих? Почему тогда не сказали сразу? Столько вопросов и ни одного ответа!
Но больше собственной судьбы меня волновало другое: как долго нам с Рини будет позволено оставаться вместе?
***
Даханны удалились, закрыв нас в карете и оставив в полном одиночестве, если не считать кучера, чью неподвижную спину я лицезрела через маленькое окошко в передней стенке.
Рини прижалась ко мне, точно маленький котенок, ища заботы и ласки. Я машинально потрепала ее по голове и вздохнула. Ожидание было невыносимым, лучше бы не мучали и прямо сказали, что от нас нужно. А так сиди, воображай и бойся собственной тени…
– Интересно, почему нас оставили здесь, а не с другими девушками, – задумчиво произнесла девочка. – Ты заметила, какие они счастливые?
– Да и это меня настораживает. Странно как-то.
– Почему твоя мама так поступила с нами? – Рини подняла на меня свои огромные глазищи, в которых будто застыли два горных озера с дрожащей водой.
– Она мне не мать, – глухо пробормотала я, отводя взгляд.
– Что?!
– Она сама так сказала. Сказала, что отец нашел меня в море и принес домой, как безродного щенка, которого кто-то выкинул на помойку, а он из жалости подобрал.
– Не говори так, – умоляюще произнесла девочка и взяла меня за руку. – Все же ты жила с ними столько лет.
Я горько рассмеялась. Да, жила и всю жизнь переживала, что я делаю не так? Думала, что это из-за моей внешности, из-за того, что я недостаточно красива и моя мать стесняется меня, как стесняются калеки или урода. А все оказалось намного проще.
Я никогда не смогла бы завоевать ее любовь, потому что она ненавидела сам факт моего существования. Она взрастила меня в ненависти и страхе к даханнам, а потом кинула к ним в пасть, не забыв сообщить, что я одна из них. Та, что всю жизнь была для меня самым близким существом, внезапно показала, что на самом деле всего лишь использовала меня в своих целях. И это ее откровение, зачем оно? Смутить меня еще больше? Невозможно выдержать все это и не сойти с ума.
Но это вовсе не те сведения, которыми стоит делиться с четырнадцатилетним подростком. Поэтому я постаралась взять себя в руки и придать лицу беззаботное выражение.
– Ты ведь тоже заметила, что те девушки выглядели очень довольными? – легкомысленно поинтересовалась я.
И именно в этот момент мимо кареты прокатился тот самый дилижанс, запряженный четверкой гнедых лошадей. Мы проводили его взглядами. Но едва он отъехал, как мой взор столкнулся с пристальным взглядом дазгана, наблюдавшим за мной с другой стороны улицы. Его глаза буквально буравили меня из прорезей маски. Побледнев, я откинулась на сиденье и задернула штору.
Через минуту дверца экипажа распахнулась, и на соседнее сиденье опустился тот самый наглец. Рини прижалась щекой к моей груди, а я тут же зарылась носом в ее макушку. Меньше всего я желала остаться в замкнутом пространстве кареты с этим мужчиной и терпеть его присутствие. Вроде бы он ничем не отличался от своих молчаливых и затянутых в черное соотечественников, но если они были всего лишь неприятны, то этот действительно пугал. От него исходило ощущение огромной силы и власти, и было такое ощущение, что он не тот, за кого себя выдает.
Он поднял согнутую в локте руку и пару раз стукнул в окошко позади себя. Карета дрогнула и медленно покатилась, стуча колесами по булыжной мостовой.
– Итак, – произнес дазган насмешливым тоном, – прекрасные эйрины не желают развлечься в дороге приятной беседой?
– Сомневаюсь, что наша беседа может быть приятной, – хмуро бросила я.
– Ну почему же, – он вальяжно откинулся на спинку сиденья и снял перчатки.
Я только сейчас заметила, какая у него бледная кожа, вернее, не бледная, а белая, будто первый снег. И светится!
Я сморгнула, но сияние никуда не делось. Обнаженные кисти даханна действительно излучали едва заметное мягкое свечение, окружавшее белую кожу серебристым ореолом.
– Вы удивлены? – мне показалось, что он удовлетворен моей реакцией. – Скажите, Ви-ель, что вы видите? Какого цвета моя кожа?
Он развернул ко мне ладони, давая их рассмотреть. Я не могла оторвать глаз от этих сияющих рук, а потому не сразу сообразила, что он обращается ко мне.
– Что? Извините, я задумалась… Ваша кожа очень белая и светится… Это обман зрения?