Любовь как в сказке (сборник)
Шрифт:
— Мя-а-ач! — внезапно закричали со всех сторон.
Я повернула голову, в глаза ударил песок, а затем мяч обрушился мне на голову с такой силой, что я отлетела к скамейкам. А пока летела, успела подумать: «Вадик смотрит, а я в белом». В глазах почернело, больше ни о чем не думалось, точно все мысли мячом вышибло.
— Черт, неужели не мог попасть в кого-нибудь другого?! Целая трибуна девичьих голов!
Ну и злющий голос. Это мой брат! Давно я не слышала у него такого сердитого тона. Так он говорит очень редко, в основном, когда я ломаю его компьютер своими играми в Симов. Мальчишкам не понять этой гениальной
— Ты же не думаешь, что я специально в нее целился!
Хорошо же меня ударили, раз голос уже невесть чей чудится. Глюки.
— Скажу ей, что это я, — пробормотал Рома, — тебя она и так ненавидит!
— Долго вы языками будете чесать?
Это Жанна возмущается. Мысли вернулись ко мне, поэтому я улыбаюсь. Или только думаю, что улыбаюсь, губы, кажется, не двигаются. Стоп-стоп-стоп. Кого я там ненавижу? Я всех люблю. Тьфу… конечно, не всех, но ненавидеть это уж слишком. О чем Ромка говорит, с кем он говорит? Я медленно приоткрываю глаза, лицо щекочет песок, он скатывается за шиворот платья. Моего белого платья! Я лежу на земле, в песке и траве. Вадик! От мысли, что он видит, как я тут постыдно разлеглась, у меня начинает крутить желудок. Вот-вот вырвет. Такого со мной еще не случалось. А если лежишь на спине и тебя начинает рвать, можно захлебнуться? Наверно, нужно повернуть голову набок. А если не будет сил это сделать? Если меня парализовало — не пошевелиться? Если парализовало язык — не крикнуть? Ведь сколько людей умирает из-за глупцов, которые стоят и не могут оказать первую медицинскую помощь! Что, если это мой случай?! Нет, это ерунда какая-то, не для того я появилась на свет, чтоб меня убили мячом в первый день пребывания в лагере!
Я широко раскрыла глаза и села. Вокруг толпился народ.
— Ну, слава богу, — неожиданно громко воскликнула Люся, — мы перепугались!
Рома помог мне подняться, попытался отряхнуть, но это оказалось излишним, грязь намертво въелась в тонкую ткань. Нам сейчас не помог бы даже Умывальников начальник и мочалок командир, а в быту просто стиральный порошок «Миф».
— Тань, ты… э, прости, — брат виновато пожал плечами. — Случайно вышло.
Я покрутилась на месте, в поисках настоящего виновника, но заметила Вадика и замерла. Он стоял возле ворот соперников и… просто немыслимо! Мой нафантазированный — МОЯ судьба, в то время, как все с замиранием сердца ждали, когда я очнусь, он стоял в стороне. Не просто стоял, а бесстыдно целовался со своей Алей! Они и сейчас продолжали лобызаться, как… как последние негодяи!
— Не знаю, чего он так отлетел, — продолжал зудеть в ухо брат. — Может, ветром снесло чуток, но вообще…
— Да замолчи ты! — не выдержала я.
Как же это подло! То же самое, что танцевать на могиле своего пращура! Мой принц должен был стоять тут, на этом самом месте! На коленях! По его щеке должна была катиться скупая мужская слеза! Он должен был делать мне искусственное дыхание, а он…
— Ты как себя чувствуешь? — тронула меня за плечо Настя.
Ее еще не хватало! А может, это все из-за нее? Может, не стоило про нее плохо думать, а потом откладывать раскаяние? Может, и сейчас не стоит? А то оторвет еще ветром штангу от ворот и прибьет меня окончательно.
— Спасибо, Настя, — я улыбнулась ей вполне искренно, — все нормально.
— Сходим в медпункт? — спросил Рома.
Моя
Откуда-то сбоку раздалось:
— Где она? Нужно же аккуратнее! А ну разойдитесь! — Ко мне с аптечкой продралась Лена, а за ней наша вожатая. Обе выглядели испуганными и взволнованными.
— Уже все нормально, — попытался успокоить их Рома, но Лена отмахнулась.
— Где Донских? Я ему дам сейчас по шее.
Рома поморщился и посмотрел на меня обеспокоенно.
Значит, не глюк! Все-таки это был его голос. Вот кого я, оказывается, ненавижу. Какая глупость! Пыль невозможно ненавидеть, она просто есть, и все. Ее нужно смахнуть и жить дальше. Вот и Александр Донских — всего лишь пыль. Странно, как я не увидела его раньше. И пусть он весь в черном — агентишка 007, но ухмылку его не узнать так же немыслимо, как немыслимы поцелуи Вадика с Алей над моим бездыханным телом.
— Чем ты думал?! — тем временем кричала Лена на Сашку. — Не умеешь играть без того, чтоб никого не калечить, не берись!
— Да не специально я!
Лена уперла руки в бока и отчеканила:
— Чтоб возле футбольного поля я тебя не видела!
Вокруг поднялся возмущенный вой, но наша вожатая хлопнула в ладоши.
— Поживешь без футбола месяц!
Рома застонал.
— Так! — Лена раздраженно сузила глаза. — Донских, ты сейчас берешь Таню за руку и ведешь в медпункт и не забудь прощенья попросить, футболист!
— Сама дойду!
Где находится медпункт, я не знала, но идти куда бы то ни было с этим червем, тем более за руку, мне бы и в голову не взбрело. Мало он меня покалечил.
Я пошла в сторону столовой, в надежде, что за мной никто не увяжется, но надежда умерла, не успев пожить. Саша поплелся за мной, спасибо, за руку взять не пытался.
Как могло произойти, что мы оказались в одном лагере?! Рома ведь наверняка знал! Почему мне не сказал? А если бы сказал, что было бы? Не поехала бы в лагерь? Вот еще! Велика честь, отказываться из-за этого… этого гнуса от радостей жизни. Пусть он хоть дорогу своими длиннющими ресницами передо мной выметет, чихала я на него. И вообще, другие у меня тут цели. Мне прислали моего суперпарня, пусть сегодня он сглупил, просто отвратительно сглупил, но в следующий раз все будет по-другому. Даже не стану записывать его промах в дневник, он исправится, и никто об этом не узнает.
— Ты думаешь, я специально в тебя мяч запустил?
Саша поравнялся со мной.
— Я не думаю ни о тебе, ни о мяче, — фыркнула я и так холодно посмотрела на него, что у самой аж мурашки по спине побежали.
— Мне жаль.
— А мне все равно, что тебе жаль!
Так хорошо на душе. Мне нравится быть жестокой. Пусть, поделом ему!
— Куда ты? Медпункт в другой стороне! — Он указал на покрытую еловыми иголками тропку между деревьями.
Я ее раньше и не замечала! Ну и заросли, не понимаю, зачем строить медпункт так далеко от корпусов. Пока до него доберешься, помереть можно.
Дальше мы шли молча, чему я очень радовалась. А почти у самого домика медпункта он неожиданно выдал:
— Могла бы и увернуться, кричали ведь все, а ты ворон считала!
Я остановилась.
Как у него еще язык поворачивается меня обвинять? Хватит уже молчать! Пора бы сказать ему…
— Так это я виновата? Ты испортил мое платье, возможно, сделал сотрясенье мозга, а я виновата, да?!
Он на меня не смотрел, прятал свои наглые синие глаза, отворачивался. И нехотя так произнес, точно одолжение мне оказывал великое: