Любовь кардинала

Энтони Эвелин

– Надеюсь, – сказала Анна. Она снова опустилась на колени. – Меня заперли тут, как пленницу, но я не смирюсь с этим, де Фаржи. Сделаю все, что угодно, но не покорюсь!

– Только кардинал виновен в таком обращении с вами, – сказала ее подруга. – Он, лишь он один может отомкнуть запертую за вами дверь. Ключ в замке повернула его рука, а не рука короля. Мне кое-что известно о его чувствах. Он завербовал меня шпионить за вами и все время твердил о необходимости ограждать вас от вредного влияния, так как вы неопытны, а Его Величество раздражен и охвачен подозрениями. Нетрудно было увидеть, что он вне себя от страсти к вам. Он так ревнует вас к Бекингему – куда там королю до него! Мне приходилось встречать немало великих мира сего, и я вижу его насквозь. Негодяй по уши в вас влюблен.

– Не смейте так говорить, – сердито бросила Анна. – Это отвратительно! Он же священник, какое кощунство! И если подумать – какое бесстыдство и оскорбление! Ах, де Фаржи, я лучше умру, чем скажу ему хоть одно дружеское слово. И он узнает об этом от меня! Если вы правы и он испытывает какое-то постыдное чувство ко мне, то в моей власти причинить ему боль, и я заставлю его корчиться от нее. Я уже сделала это один раз, когда он пробрался ко мне и осмелился предложить свои услуги после того, как король назначил его своим Первым министром. Он ушел, поджав хвост, уничтоженным и с того момента объявил мне войну. Очень хорошо. Пусть будет война – до самого конца!

– Он должен знать об этом, – сказала де Фаржи. – Вы замышляли его убить. Такие вещи не забываются.

– И я снова готова на это! – крикнула Анна. Слезы бежали по ее лицу. Добросердечная Мадлена де Фаржи подсела к королеве, стараясь ее успокоить. Зависимость Анны от нее глубоко трогала фрейлину. Надменность и враждебность королевы по отношению к мадам де Сенлис, делавшие положение последней столь неуютным, так разительно отличались от теплоты, благосклонности и дружелюбия, которые Анна дарила своим друзьям. И де Фаржи оказалась столь же подвластной этому обаянию, как и герцогиня де Шеврез. Герцог Бекингем, осаждавший неприступную крепость, воздвигнутую предусмотрительным кардиналом, пал такой же беспомощной жертвой чарующего влияния королевы.

– В войне нужны союзники, – сказала фрейлина. – Поверьте мне, Мадам, с кардиналом невозможно бороться в одиночку. Есть только один человек, достаточно сильный, чтобы сразиться с ним, – это королева-мать. А через нее – герцог Орлеанский.

– Мы не так давно убедились, чего стоит Гастон, – напомнила Анна. – Чтобы спасти свою шкуру, он предал всех. Ему нельзя доверять. Он разглагольствовал о том, что, став королем, женится на мне. А теперь взгляните на него! Женат на этой жалкой горбунье меньше десяти месяцев, а уже помышляет о новой жене. Не стоит говорить о его привязанности ко мне.

Маленькая герцогиня Орлеанская родила в прошлом году девочку и вскоре умерла так же незаметно, как и жила. Она была счастлива, пока пребывала замужем. Потакала мужу во всем, и тот по этой причине относился к ней вполне благосклонно. Большего она не видела ни от одного мужчины. Гастон же даже не счел нужным выдержать траур. Скорбел он недолго и вскоре поручил ребенка заботам матери, которая поместила девочку в пансион, где ее воспитывала некая мадам де Сен-Жорж. Вдовец вскоре безумно влюбился в хорошенькую и юную принцессу Мари де Гонзаго Невер, дебютантку французского Двора. Он покинул Анну так же хладнокровно, как предал де Шале и своих полукровных братьев.

– Он занят только самим собой, – сказала мадам де Фаржи, – но королева-мать держит его в ежовых рукавицах, как, впрочем, и короля. Но у короля есть этот чертов кардинал. Вам следует подружиться с Марией Медичи, Мадам. Обратитесь к ней, почтите ее своим доверием. Она его примет, так как все больше и больше ненавидит Ришелье, – я в этом уверена: тому много свидетельств.

– Но она тоже пренебрегает мною, – горько сказала Анна. – Да и кто, как не она, призвала Ришелье ко Двору? Тем, чего он достиг, кардинал обязан только ей.

– В том-то и дело, – подтвердила подруга королевы, – именно поэтому она и возмущена. Королева-мать видела в кардинале свою креатуру, а тот переметнулся на сторону короля. Заключите с ней союз, Мадам. Вдвоем вам, может быть, удастся свергнуть врага.

– Но как это сделать? – спросила Анна. – Она никогда не зовет меня к себе и не приходит ко мне. А разрешения отправиться в Люксембургский дворец у меня нет.

– Предоставьте дело мне, – сказала мадам де Фаржи. – Я могу пойти туда, куда не дозволено идти вам, и сказать то, о чем вы говорить не должны. Я шепну кое-кому на ухо пару слов, мы подождем и увидим, как их воспримет Ее Величество. Давайте вернемся в комнату, Мадам, пока у кого-нибудь не зародились подозрения. Наберитесь мужества! Ваш возлюбленный – у стен Ла-Рошели, а королева-мать станет вашим союзником. Пойдемте же и послушаем новые стихи мадам де Хотфор. Уверена, что они окажутся такими же скучными, как прежние.

– Милая Мадлена, – Анна порывисто потянулась к ней и поцеловала в щеку. – Как вы добры. Мне, по крайней мере, везет с друзьями.

Некрасивое личико фрейлины порозовело от гордости. Де Фаржи заслужила свою сомнительную репутацию, потому что была остроумна, жизнерадостна, и никто из мужчин не находил ее скучной. Она очень редко плакала (черта, ценимая ее любовниками), но сейчас, когда королева обняла ее, глаза Мадлены наполнились слезами.

– Мы все любим вас, Мадам, – дрожащим голосом сказала она. – И готовы, если потребуется, умереть за вас.

Минутой позже обе дамы покинули молельню. Идея, зароненная фрейлиной в голову королевы, действительно привела к тому, что многие поплатились за нее жизнью, а сотни людей навсегда исчезли в многочисленных темницах Франции. Другие – и среди них знатнейшие из дворян – были вынуждены провести оставшиеся годы своей жизни в нищете и изгнании.

– Война между нашими странами – это еще не причина, чтобы вести себя не так, как подобает людям чести. Прошу сесть, месье де Сен-Сурин. Вы, надеюсь, окажете мне любезность и пообедаете со мной?

Сен-Сурин низко поклонился герцогу Бекингему.

– Сочту за честь, милорд. Посетить вас в знак уважения к вам меня побудили рассказы многих французов, сторонников короля, которые сделали то же самое и были здесь тепло встречены. По-моему, для порядочных людей – это, как вы и говорите, единственный способ вести войну.

Флагманский корабль Бекингема стоял на якоре за пределами гавани Ла-Рошели. Герцогу пришлось отвести свой флот после неудачной осады острова Де Ре и форта Сен-Мартин, которые с фанатичной самоотверженностью сражались за короля и кардинала. Укрепления оказались превосходными, и боеприпасы были в изобилии. Ришелье не уставал напоминать королевским солдатам, что лучше сражаются те, кто сыт, у кого полно пороха и ядер, а от врага отделяет крепкая и высокая стена.