Любовь кардинала
Шрифт:
Кардинал ничем не показывал, что помнит о встрече в тот вечер в ее комнате. Он был полон смирения, внимания и, казалось, очень усердствовал в поисках истины. Только сообщение о том, что в Вал-де-Грейс ничего не нашли, а Ла Порта не пытали, служило Анне доказательством, что та встреча ей не приснилась, и договор с кардиналом заключен. Хотя она никогда не оставалась с Ришелье наедине, и в его манерах не было и следа теплоты или признака участия в сговоре, Анна к концу месяца получила доказательство того, что он полностью выполнил свои обещания.
Ей принесли раздраженное, оскорбительное письмо от Людовика, в котором ей даровалось прощение за неповиновение, но в будущем запрещалось посещать любые монастыри, а писать письма разрешалось только под строгим наблюдением. Далековато от темниц Гавра, но с точки зрения короля все-таки лучше это, чем ничего. Анна прочитала письмо, сидя в окружении своих дам, и заплакала. Последние несколько лихорадочных недель королева тщательно следовала совету Ришелье и вела себя так смиренно и униженно, что ее тошнило от презрения к себе. Слезы Анны обьяснялись грубостью и уничижительным духом дышащего злобой письма. Ришелье не преувеличивал. Как король ее ненавидит! С каким восторгом засадил бы ее навсегда за решетку. Она подняла голову и увидела, что за ней следит мадемуазель де Хотфор. Девушка, покраснев, тут же отвернулась. Он не был настолько мужчиной, – подумала Анна, – чтобы иметь любовницу, а желал только притворяться и играть в свою игру.
– Мадам, – обратилась к королеве де Сенеси. – Его Высокопреосвященство в вашей приемной. Примете вы его?
– Да, конечно. Вы пойдете со мной. И вы тоже, де Филандр.
Кардинал низко поклонился и поцеловал Анне руку. Обе фрейлины, сделав реверанс Ришелье, остановились на пороге, а тот повел Анну к окну, где они могли поговорить без помех.
– Я добился, чтобы вас простили, – сказал он, – но не мог воспрепятствовать оскорблениям – король слишком настаивал.
– Не сомневаюсь, – сказала Анна. – Но покончил ли он с попытками загнать меня в ловушку?
– Он пытался и потерпел неудачу, – ответил Ришелье. – Теперь вы в безопасности. Я вижу, что вы плакали, Мадам. Не стоит, все позади. Мы возвращаемся в Париж. Новости с поля боя ободряющие: испанцев оттеснили. К концу года мы заключим мир. Могу сообщить кое-что для вас приятное, – кардинал улыбнулся и сделал движение рукой, выражая досаду, что они не одни. – Герцогине де Шеврез повезло, ей удалось совершить побег. Король выдал ордер на заключение герцогини в крепость Люш. Там тоже, как вы знаете, есть темницы вроде тех, что в Гавре. Но увы, дорогая Мадам, кто-то, должно быть, ее предупредил, она переоделась в мужской костюм и умчалась к испанской границе. Теперь нам ее никак не поймать.
– Слава Богу! – прошептала Анна. – А Ла Порт?
– Год тюремного заключения, не больше. И я обещаю, что он не будет терпеть больших лишений. Но не пытайтесь снова войти в контакт с герцогиней. Она в безопасности и отныне должна полностью исчезнуть из вашей жизни. Обещаете вы мне это?
– Как я могу возражать? – ответила Анна. – Я всем вам обязана, хотя никак не могу привыкнуть к этому чувству. Но если я сейчас вас поблагодарю, то, вы же понимаете, моя благодарность прозвучит фальшиво.
Ришелье кивнул. Казалось, он не может оторвать взгляд от ее лица. Чувство близости с ним непреодолимо овладело Анной, хотя они и не были одни в комнате.
– Понимаю. Не надо меня благодарить. Прощайте, Мадам. Я потребую свое вознаграждение в Париже.
У всех женщин есть такая черта – способность смириться с обстоятельствами, какими бы они ни казались отвратительными, если эти обстоятельства становятся неизбежными. И для королевы после двадцати лет неослабеваемой борьбы с одним человеком поражение стало почти облегчением. Угроза постоянно висевшей над ней опасности, эмоциональное напряжение от непрестанных попыток перехитрить кардинала истощили ее умственно и физически. Лишенная поддержки Мари де Шеврез, которая своими насмешками, возможно, снова втянула бы Анну в интригу против Ришелье, она погрузилась в унылую летаргию, в которой надеялась найти спасение, когда придется выполнять главное условие сделки, заключенной с кардиналом.
Он говорил о любви, но не страстно, как Бекингем. Без красноречивых жестов – как будто акт соблазнения значил не больше, чем партия в карты. И тем не менее его чувственность создавала напряжение между ними, словно готовая вспыхнуть молния.
В душе королевы бурлило возмущение. Гордость и честь кричали Анне в оба уха, что она еще может отступить. Нарушить обещание теперь, когда он выполнил все свои. Но искушение ослаблялось чувством, что все предстоящее – это судьба. Какой смысл сопротивляться? Ведь бесполезно игнорировать тот факт, что без Ришелье она не выстоит. Без него и она, и все ее друзья погибли бы. Не было человека, способного противостоять кардиналу. Она перебрала всех, кто, казалось, мог, и все потерпели неудачу. И сильнее всех проиграла она. Пусть он приходит и берет ее. Жизнь научила Анну не чувствовать собственного тела – как было тогда, при попытках Людовика исполнить свои супружеские обязанности. Кардинал овладеет не Анной Австрийской, а безвольной жертвой, пассивной и безучастной, как набитой опилками куклой.
Мадам де Сенлис дремала у окна, не замечая, что ее шитье почти сползло на пол. В обязанности фрейлины входило раздеть королеву и оставаться с ней, пока та не погасит свечи. Но Анна так и не послала за ней, а часы уже давно пробили одиннадцать. Де Сенлис устала. Она была уже немолода, и жизнь на службе у королевы оказалась нелегкой. Она сохраняла верность кардиналу, стараясь не придавать значения враждебности Анны и остальных дам. Несколько месяцев назад, после того как Анну взяли под стражу в Шантильи, у де Сенлис появилась надежда, что ее служба закончится вместе с заключением королевы в тюрьму или высылкой в Испанию. Но эта опасность королеву миновала. Король по-прежнему навещал жену, но кроме формального приветствия не обменивался с ней ни словом. Он уединялся в уголке с мадемуазель де Хотфор и мямлил какие-то ходульные фразы или вообще молчал. Обстановка в Лувре стала мрачной, а жизнь монотонной. Де Сенлис очень хотелось избавиться от всего этого.
Без четверти двенадцать ее разбудил паж. На секунду она подумала, что звонила королева, но мальчик только поклонился и протянул сложенный лист бумаги с красной печатью кардинала. Де Сенлис встала, зевнула и распечатала записку. Вдруг она широко открыла рот и тут же прикрыла его ладонью, испустив серию возгласов, означавших удивление, волнение и страх. В спальне королевы была дверь, ведущая через тайный проход в другую часть дворца. Эта дверь всегда находилась на замке, ключ от которого хранился у де Сенлис. Секретным входом никто никогда не пользовался, даже Анна, вероятно, не знала о нем.
В записке де Сенлис предписывалось открыть дверь и сделать так, чтобы в течение ночи никто королеву не беспокоил. Особа слишком высокого ранга, чтобы ее можно было назвать по имени, воспользуется тайным коридором и будет принята королевой наедине. Предписывалось также вручить Ее Величеству кольцо, которое принесет паж, как доказательство, подтверждающее личность упомянутой высокой особы. Записку скрепляла подпись Ришелье.
– Это он, Мадам, да? – В волнении де Сенлис забыла, как не любит ее королева. Через двадцать лет, когда примирение казалось невозможным, Людовик намеревался нанести визит жене! Тайный ход в середине ночи! Анна в ночном одеянии с рассыпанными по плечам волосами стояла, держа в руке кольцо с рубином в форме сердца. Красный огонь рубина и искры от окаймлявших его бриллиантов вспыхивали в ее ладони.