Любовь кардинала
Шрифт:
– Я научу вас всему, что нужно знать об искусстве управления государством. Примером вам будет умнейший и прекраснейший человек из всех когда-либо служивших Церкви. Это – Отец Жозеф де Трамбле, мой лучший друг. Скажите, привлекает ли вас власть?
– Да, – ответил Мазарини. – Во-первых, власть, а во-вторых – человеческая натура. Нельзя иметь одно, не понимая другого.
– Хорошо, – сказал Ришелье. – Очень хорошо. Я располагаю огромной властью, и мне нужен преданный и осмотрительный человек, который поможет мне удержать ее. В благодарность вы будете пользоваться моим доверием. Таким образом часть моей власти перейдет к вам. Сможете вы служить Франции, как если бы родились в этой стране? Не торопитесь с ответом, это важно! Если вам предстоит работать со мной, вы должны думать и действовать, как француз. Первая слабость, проявленная в отношении Италии, – и вас тут не будет.
Мазарини улыбнулся. У него были обаятельная улыбка и располагающий к себе голос.
– Италия – это всего лишь пестрая сеть провинций и мелких государств. Я бы не смог сказать, кому среди них я должен быть верен. Если Франция меня примет, я буду считать себя ее сыном.
– Начните с того, что возьмите себе имя – Мазарин. Для французских ушей так прозвучит лучше. Думаю, что вы мне подойдете, о чем я сообщу Его Святейшеству. Завтра я представлю вас королю и королеве.
Сады в имении кардинала в Рейле сверкали соцветием осенних красок. Ришелье спланировал расположение газонов и групп деревьев с той же заботой и артистичностью, с какой обставлял свой дворец. Фигурные фонтаны создавали прохладу в жаркие летние дни. Буковая аллея вела к изысканной оранжерее, в которой Ришелье обычно принимал гостей.
Сентябрь стоял теплый, деревья отсвечивали красной и золотой листвой – таков был день, когда Анна приняла приглашение Ришелье, и они, пообедав в оранжерее, направились на прогулку по саду.
Пока король охотился в Сен-Море, Анну и ее дам роскошно принимал кардинал, а его племянница, жена герцога Агильонского, играла роль хозяйки дома. Секретарь кардинала, Мазарини, развлекал всех и каждого. Герцогиня увлекла за собой дам, а кардинал предложил руку королеве.
– Если мы пойдем чуть быстрее, – тихо сказал он, – ваши дамы не обратят на это внимания, моя племянница займет их.
– Я давно жду случая поговорить с вами наедине, – сказала Анна, – но возможность предоставляется так редко. Вокруг нас всегда люди, и я ни на волосок не доверяю де Хотфор. Она становится невыносимой. Когда вы что-нибудь предпримете в связи с этим? Вы же знаете, я беспомощна. Людовику я не осмелюсь сказать ни слова: он полностью под ее башмаком.
– Знаю, – ответил Ришелье. – И это одна из причин, почему я пригласил вас сюда. Думаю, что смогу порвать их связь, но сначала мне надо кое-что обсудить с вами. Эта девушка для нас крайне опасна. Полагаю, что король ей кое-что рассказал. Может быть, сделал какой-то намек в связи с рождением дофина. Вот почему она изменила свое отношение к вам и ненавидит меня. Нам придется от нее избавиться. Она настраивает против меня короля и поощряет того рода козни, которые так эффективно строила Мария Медичи. Но альтернатива может вас шокировать.
– Кто она? – спросила Анна. – Еще одна из моих фрейлин на роль разыгрывания любовных шарад с Людовиком?
– Нет. – Ришелье покачал головой. – Такой девушки нам не найти. Но у меня в услужении есть паж, и если правильно повести дело, благодаря ему не пройдет и месяца, как Мари де Хотфор отправят домой, в провинцию.
Анна резко остановилась.
– Паж! Молодой человек! Ришелье, как вы можете…
Кардинал взял королеву за руку и мягко увлек ее вперед по аллее. Щебет и веселый смех дам за спиной заглушили восклицание королевы.
– Я же говорил, что вы будете шокированы, – напомнил ей Ришелье. – Но не забывайте, чем мы рискуем. Если девушка останется в фаворе у Людовика, она может уговорить его на все что угодно. Рождение дофина придало ему уверенности в собственных глазах. Он стал отцом, и как бы ни сомневался он в этом в глубине души, в глазах всего света Людовик теперь – не только король, но и мужчина. Благодаря Мари де Хотфор король смог заставить себя забыть, кто он на самом деле. Вот в чем секрет ее успеха, Мадам. Он ее не любит и не желает в общепринятом смысле таких понятий, и вы понимаете это не хуже, чем я. Оба мы знаем, в каком направлении лежат подлинные вкусы короля. И поэтому я считаю, что Анри де Сен-Мар является единственным противоядием против вашей фрейлины и против того, что она олицетворяет: смертельную угрозу и вам, и вашему сыну. Вам известно, что он предложил ей свою руку, когда вы корчились в родовых муках?
– Нет. – Анна побледнела. – Нет, я этого не знала.
– Зато весь Париж знает. Какое искушение для женщины, какое пятно, Мадам, на вас и на дофина! Из всего, что делал король, стараясь причинить вам боль и страдания, это последнее я никогда ему не прощу.
– Он меня ненавидит, – медленно сказала Анна. – Он всегда меня ненавидел.
– Тогда позвольте человеку, который относится к вам совсем иначе, принять меры, которые ему кажутся наилучшими. Согласитесь на Сен-Мара. Ему всего восемнадцать, и он глуп. Юноша сделает так, как я ему велю, и мы наконец-то сможем успокоиться и зажить в мире.
– Что я еще могу сделать? – сказала Анна. – Что вообще я бы делала без вашей помощи?
– Вы можете быть самой прекрасной королевой в Европе и самой преданной матерью маленькому принцу. И еще вы можете решить, что некая дверь слишком долго была закрыта.
– Вы же сказали, что все кончено, – помолчав, заметила Анна.
– Если вы так решите, то так и будет. – Он шел вперед, не глядя на свою спутницу. – Мы заключили сделку, которую вы выполнили, и теперь ничего мне не должны. Я только сделал предложение – крайне смиренно. Поверьте, крайне смиренно, Мадам… Если дверь останется закрытой, я приму это как должное, и мои чувства к вам останутся неизменными. Ничто не могло изменить их в прошлом. Ничто не изменит их и в будущем.
– Не знаю, – сказала Анна. Она вдруг почувствовала себя беспомощной, когда ей напомнили о связи, которую она предпочла бы забыть и в которой теперь, когда у нее есть сын, не нуждалась. Но что-то трогало ее сердце, когда она думала о человеке, идущем сейчас рядом с ней. Он был очень усталым и одиноким. Она знала, как она страдал, когда умер отец Жозеф. Эта печаль все еще была видна на его лице. В последние два года она столько раз нуждалась в помощи, и Ришелье ни разу ее не подвел. И в дальнейшем его помощь будет нужна, чтобы уберечь сына от обвинения в незаконном происхождении, которое может выдвинуть другая женщина, побуждаемая ревностью и амбициями и подстрекаемая королем. Людовик способен на любую выходку, любую низость. Он всегда был игрушкой в руках других людей, хотя и игрушкой опасной, так как со временем превращался во врага тех самых лиц, которых приближал к себе. Только Ришелье сумел с ним справиться и сохранил свою власть. Анна бросила на него взгляд, – они как раз подошли к концу величественной буковой аллеи, и солнце посылало свои лучи сквозь плотный шатер листьев, – и вдруг остро почувствовала сострадание и нежность к идущему рядом с ней человеку. Ришелье вдруг повернулся к ней с улыбкой.
– Простите меня. Предложение было сделано в шутку. Да и я уверен, что вы давно потеряли ключ от той двери.
– Нет, – возразила королева, и на мгновение ее пальцы сжали его руку. – Он у меня. И хранится исключительно для того, чтобы открыть дверь.
Достигнув конца аллеи, они повернули, и Ришелье взял руку Анны и поцеловал.
– Мадам, – сказал он. – Я – ваш преданный слуга.
27 декабря 1639 года Мари де Хотфор уехала из Парижа по специальному повелению короля. Она уезжала с парой бриллиантовых сережек (подарок Анны) и разочарованием в мужчинах, которое сохранит до конца жизни. Добродетельная и решительная по натуре, она пыталась бороться за привязанность Людовика со своим немыслимым соперником с той самой поры, как тот появился при Дворе. Неделю-другую, впрочем, она наблюдала за вниманием, которое король проявлял к Сен-Мару, не понимая, что это означает. Молодой человек приятной внешности казался искренним и проявлял интерес к простым вещам вроде охоты и ловли птиц. Королю нравилось слушать, как де Сен-Мар поет, так как у него был приятный голос. Только когда Людовик назначил Сен-Мара управляющим конюшнями (беспрецедентная милость для восемнадцатилетнего юноши), бедная девушка поняла, что тут кроется нечто иное, чем дружеское отношение. Сен-Мар, казалось, был очень прост в манерах, имел открытую натуру, но в его обращении с де Хотфор проскальзывала какая-то насмешка, которая в конце концов пробудила горячий характер девушки и спровоцировала ее на жалобы королю.