Любовь, карьера, дружба плюс испытание гнилой деревней
Шрифт:
– Катя! – не обижался на нее легкомысленный Юрка. – В тебе говорит ревность.
– Отойди от меня! Не смей ко мне приближаться! – переходила на крик Катерина. – Я попрошу Константина Георгиевича, чтобы он заставил тебя ежемесячно медосмотр проходить!
Юрка добродушно смеялся. Парень он был простой и незлобливый. Только женщин уж очень сильно любил. А они его. Природа наградила Юру идеальными пропорциями, светлыми курчавыми волосами, приятными чертами лица и выразительными глазищами.
Ровно в 9 потенциальные спасители Скобеевки начали нервно озираться по сторонам. Босс был до тошноты пунктуальным, мня себя тем самым королем из присказки, для которого точность – это вежливость.
– А может, вчера босс шутковал? – высказал вслух тревожащий всех вопрос Юра.
– Ты по себе-то людей не суди! Какие могут быть шутки?! Он, наверное, заболел. Вы видели, какой Константин Георгиевич вчера был? Чернее тучи, – делилась своей версией Катерина.
– А может, его тот странный визитер… Василий, кажется, чем-то опоил, ввел в транс, подчинил своей воле и теперь над ним потешается? Внушает ему непотребные мысли, а Константин Георгиевич эту дрянь неосознанно озвучивает… – Зинаиду Карловну терзали противоречивые желания: с одной стороны, хотелось нажиться на деревенском горе по двойному тарифу, с другой, – оставлять без присмотра мужа в столице, полной соблазнов, было боязно.
– Родные мои, долго еще ждать, когда вы наговоритесь? Впереди десять часов дороги. Поверьте, вы успеете выговориться за это время, – босс произносил монолог из открытого окна тонированного микроавтобуса, запаркованного у башни.
«Тонированный микроавтобус, наспех собранная группа спасателей гнилой деревни. Не работа, а шпионские страсти прям», – злилась Света.
В автобусе стоял омерзительный запах перегара, а на сиденье рядом с дверью полусидел-полулежал не менее мерзкий Василий.
– Яхонтовые мои! Знакомьтесь. Мой двоюродный брат, Василий Арсентьевич Трунькин, – представил вонючего красавца босс.
– Очччень приятно познакомиться, – прошипела Светлана, споткнувшись об вытянутую ногу Трунькина.
– О! Тощая злыдня! – радостно среагировал тот.
– Я не смогу находиться в обществе душистого Василия десять часов. Меня вырвет, – закапризничала Зинаида.
Зинаиде Карловне или бухше, как называли ее в коллективе, было 34 года. В ее активах были молодой 25-летний муж и внебрачный сын, которому недавно справили 18-летие. В коллективе страсть как любили травить байки про бурную молодость Зинаиды, но вслух вопросов не задавали, опасаясь взрывного характера бухши.
Вопреки протестам пассажиров деятельный Василий взялся устраивать утренник для компании. Он исполнял песни, матерные частушки и стихи. Когда пытки абсурдом стали невыносимы, Катерина, сидевшая за алкашом, достала из сумки пояс от халата. Молниеносно метнула широкую петлю за сиденье, где кривлялся нетрезвый пассажир. «Неужели задушит?» – изумилась Света, не испытывая впрочем сочувствия к потенциальной жертве.
Импровизированное лассо миновало шею и плечи мерзавца. Василий хрюкнул, когда резким движением Катя дернула пояс на себя и припечатала артиста к сиденью. Пара витков – и враг был повержен, обуздан, примотан к сиденью микроавтобуса. Фиксацию головы негодяя, особенно ее ротовой части, Катерина производила неспешными оборотами шарфика, позаимствованного на время у бухши.
Сослуживцы смотрели на садистское зрелище с одобрением. Константин Георгиевич в бесчинства не вмешивался, наслаждаясь благословенной тишиной. Поначалу Вася трепыхался, но затем сник и заснул.
У въезда в деревню микроавтобус встречали собаки. Они наперегонки бросались под колеса транспорта. Вдоль щербатой дороги сновали куры. Привязанные к кольям телята умильно смотрели на микроавтобус и похлестывали себя хвостами, избавляясь от оводов.
– Ляпота! – изрек Юрка. – Как дома, только крыши у изб другие.
– Ничего так, – поддержала его Катька, – еще б водоем какой, вообще классно б было!
– А, кстати, где мы будем жить? – прервала поток восхищений бухша.
– На постой остановимся у моей тетки Серафимы, матери Василия, – утолял любопытство подчиненных Константин Георгиевич.
– Я не буду жить с дураком в одной хате. Лучше уж землянку вырыть, чем делить кров с придурком!
– Успокойтесь, Зинаида Карловна, – вновь возник босс, – у Василия Арсентьевича есть свое жилье. Мы его попросим, и он не будет нам досаждать.
Спасители Скобеевки переглянулись. Они сильно сомневались в адекватности Васьки и его способности понимать человеческую речь.
Тетка Серафима к приезду гостей была готова. В доме витал запах вкусной еды. Хозяйка доставала из печи большие пироги. Настоящую русскую печь Света видела впервые в жизни. Валера, судя по тому, что он пару секунд задержал на ней взгляд, вероятно, тоже.
– Касатики мои! Пойдемте осмотрим дом, выберете себе комнаты, – взял на себя роль гида Константин Георгиевич.
Долго ходить не пришлось. В доме было всего три комнаты. Одну даже не открывали, там были покои тетки Серафимы.
– Погодите-погодите, это что же, я не один что ли в комнате буду жить, а с Юркой? – подал голос программист.
– Тихо, соколик, тихо. И с Юрием и со мной. Чай не на Мальдивах, – усмирял подчиненного босс. – Девочки, выбирайте комнату, которая вам больше нравится.
Выбирать было не из чего. Обе светлицы были сестрами-близнецами и выходили скособоченными окнами на огород с картошкой. Зинаида, чтоб не обидеть босса, походила с озабоченным видом по одной горнице, по другой, и, закончив осмотр помещений, ткнула пальцем в сторону левого:
– Тут будем жить.
– Вот и славно, – обрадовался директор.
– А санузел где? – продолжал упорствовать Валера.
– Вот молодец! Напомнил. Пойдемте санузел смотреть, – ответствовал босс и повел компанию на улицу. – Санузел у Серафимы Кирилловны разделенный. Тут будете лицо-руки-зубы в порядок приводить, – директор ткнул пальцем в сторону пошлого рукомойника, прибитого прямо к стене дощатого дома, – а по ветру будете вооон в тот дворец бегать.
В предназначении «дворца» ошибиться было невозможно из-за характерного запаха, доносившегося с его стороны.