Любовь леди Эвелин
Шрифт:
Эвелин удивленно взглянула на Джека, и ему пришло в голову, что она даже не подозревает, насколько она прекрасна. Неужели ни один мужчина не говорил ей этого?
Какая жалость, подумал он. Отец оказал ей плохую услугу, позволив проводить много времени в своем рабочем кабинете.
Плавно покачивающийся экипаж остановился. Ветер принес резкий запах рыбы, и Джек понял, что они близки к цели своего путешествия.
Повинуясь импульсу, он протянул руку и отвел с лица Эвелин светлую прядь. Стоило ему коснуться ее, как он уже не мог остановиться. Пальцы застыли на мочке ее уха, и Джека поразило
Он взглянул на ее лицо. Она сидела очень прямо, явно удивленная его поступком.
Рассердившись на свою несдержанность, Джек отдернул руку.
— Держитесь рядом со мной, Эви, — коротко произнес он. — Не снимайте шляпку. Не стоит привлекать внимание своими волосами. Если к нам подойдет какой-нибудь мужчина, говорите, что вы моя женщина. Поняли? — Голос Джека звучал необыкновенно резко, но ему было важно, чтобы Эвелин прислушалась к его словам.
— Но ведь в этом не будет необходимости?
Джек подался вперед и взглянул на нее тяжелым взглядом:
— Пока мы не найдем Рэндольфа Шелдона, это необходимо для вашей же безопасности.
Эвелин собралась было возразить, но Джек ее перебил:
— Вы мне доверяете?
У нее был удивленный вид, и она прикусила нижнюю губу, прежде чем взглянуть ему в глаза.
— А как же иначе? Я доверяю вам, Джек.
— Хорошо, потому что мы уже на месте.
Он распахнул дверцу, выпрыгнул на мостовую и подал Эвелин руку.
Ее голубые глаза расширились при виде толпы людей, снующих по улице.
— Еще не поздно вернуться, Эви, — сказал Джек.
Она покачала головой.
Он бросил кучеру монету.
— Будьте сегодня вечером поблизости и получите вдвое больше.
— Договорились, — ответил кучер, приподняв шапку.
Джек твердо взял Эвелин за руку и направился в самую гущу толпы.
Эвелин не могла поверить своим глазам. Вокруг них суетились люди, и над всем витал резкий запах рыбного рынка. Он, словно липкий воздух, окутывал ее со всех сторон. Продавцы в заляпанных потрохами фартуках размахивали тушками рыбы над головой и, сложив руки рупором, выкрикивали цену. Вокруг с громкими криками летали чайки, время от времени подхватывая разбросанные между прилавками потроха.
— Как мы найдем таверну? — Эвелин пыталась перекричать многоголосую толпу.
— Я знаю, где это, — отозвался Джек.
На них натолкнулся дюжий матрос, и она пошатнулась. Джек подхватил ее под локоть.
— Мы можем здесь потеряться.
Он крепче сжал ее руку.
— Нет, таверна в конце улицы.
— Не думала, что тут так много народу. А ведь почти пять часов вечера.
— Самое время для столпотворения, — сухо заметил Джек.
Они прошли прилавок, возле которого покупатель торговался с торговкой рыбой со свисавшими поверх фартука тушками палтуса. Коричневатые хвосты и белые брюшки разлетелись в стороны, когда женщина взмахнула руками и что-то выкрикнула в лицо покупателю. За следующим прилавком стоял лекарь, восхваляя мазь от геморроя и ножевых порезов. Вокруг уже собралась толпа, привлеченная восторженной речью, и шум еще больше усилился.
Эвелин с изумлением оглядывалась по сторонам, радуясь, что с ней рядом находился Джек. Рынок был подобен огромному дышащему зверю, который мог с легкостью проглотить ни о чем не подозревающего прохожего.
— Понимаю, почему вы не хотели отпускать меня сюда, — сказала она.
Джек остановился, и его зеленые глаза с любопытством взглянули на Эвелин.
— Значит, признаете, что были не правы?
— Нет, Джек. Просто хочу выразить признательность за ваше присутствие.
По его лицу скользнула тень разочарования, но через миг исчезла.
— Лично я бы предпочел встретиться с мистером Шелдоном в другом месте, но раз уж мы здесь, то вон и таверна. — Джек указал в сторону прилавка, за которым стоял лекарь. — Идемте.
Они продолжили путь. Близился вечер, и торговки поливали водой мостовую перед прилавками. Кое-кто подметал потроха и мусор, другие предоставили эту работу чайкам и бездомным собакам. Мощеная мостовая была скользкой и грязной, и Эвелин приходилось приподнимать подол своего и без того короткого платья.
Вскоре они увидели мрачные коричневые воды Темзы, и запах рыбы и водорослей усилился. У причала стояли лодки с креветками и устрицами. Рыбаки и носильщики подбегали к рослому управляющему с темным, словно дубленая кожа, лицом, который то и дело разражался криком, перемежая речь непристойностями.
Эвелин первая заметила вывеску «Петуха и быка», прежде чем они свернули за угол и направились к таверне.
— Держитесь рядом, — предупредил Джек. — В пятницу вечером в Биллингсгейте полно матросов.
Они подошли к двери, и Эвелин услышала шум голосов, доносившийся изнутри. Не успел Джек взяться за ручку, как дверь распахнулась, и оттуда вывалился матрос. Лицо у него было багровым, глаза остекленели, и он едва взглянул на них, прежде чем выйти на мостовую и извергнуть содержимое желудка.
Не дав Эвелин опомниться, Джек втащил ее внутрь.
Их тут же окутал густой дым. У Эвелин защипало глаза, и ей пришлось моргнуть несколько раз, прежде чем она снова смогла что-либо различать.
Как и предупреждал Джек, таверна была забита до отказа. Они стояли в большой комнате с длинной барной стойкой у задней стены и хаотично расставленными столами и стульями. За ними расположились мужчины с кружками пива, стаканами джина и картами. Это были простолюдины — портовые рабочие, матросы, носильщики и рыбаки.
На стенах мерцали свечи, а на жаровне в углу светились тлеющие угли. Здесь было и несколько женщин: туда-сюда сновали буфетчицы, а другие женщины с ужасающе глубокими декольте опирались на плечи играющих в карты мужчин.
Дверь за Эвелин закрылась. Мужчина за стойкой посмотрел на них, и бутылка с джином замерла у него в руках. Поднялись и другие головы, и все постояльцы уставились на новую пару с неприкрытым интересом, прищурившись.
Сердце Эвелин бешено забилось, и ее охватила тревога. Она пыталась представить, с чем ей предстоит столкнуться, но ни одна прочитанная газетная статья, ни книги, повествующие о жизни низших классов, не подготовили ее к тому, что она увидела. В воздухе стоял резкий запах дыма и потных, немытых тел. Гвалт голосов превратился в глухой шум, и ноги Эвелин внезапно отяжелели, словно ей в туфли налили свинца.