Любовь-морковь и третий лишний
Шрифт:
– У Семена огромное состояние! Дом, машины, дело. Впрочем, про бизнес я не знаю, – мечтала вслух Эва, – с меня участка и особняка хватит с мебелью и картинами!
– Ты же у сестры не бывала, – решила я поймать Эву на лжи, – откуда про убранство дома знаешь?
– В журнале фото видела.
– Ну, предположим!
– Я хочу получить наследство.
– Верю.
– Но есть еще один претендент, он убийца, специально Тину отравил. Хитро придумал, никто про него не знает, но я в курсе.
– И кто же это? – насторожилась я.
– Если расскажу тебе, поможешь?
– Чем же
Эва заправила сальную прядь волос за ухо.
– Сначала статью напиши, всю правду про Тину, охота мне ей нагадить, пусть народ правду знает.
– Даже мертвой?
– А с живой-то опасно связываться было, – логично отметила Эва.
– Дальше, – поморщилась я, Эва перестала вызывать у меня жалость, сейчас я испытывала брезгливость.
– Затем еще одна статья, про убийцу!
– Если ты знаешь правду, отчего не пойдешь в милицию?
– Ментов боюсь.
– Почему?
Эва завздыхала.
– Ну.., сидела я, недолго, за драку. Случайно вышло, выпили чуток, повздорили, дальше не помню всего. Парня там убили, мне три года дали, просто так, за то, что в квартире спала. На зоне я меньше провела, за хорошее поведение меня отпустили.
– Знаешь, лучше пойду, времени нет.
Эвелина вскочила.
– Понимаю, я бывшая зэчка, алкоголичка, нет мне веры. Только я такое знаю! Тебя после статьи в лучшее издание пригласят. Понимаешь ведь, как карьера у человека складывается, если он «бомбу» принесет. А я тебе уникальный материал за копейки отдаю!
Да, я сидела на зоне, но по чистой случайности и глупости, у нас в стране таких миллионы, на самом деле я не виновата была, водка меня сгубила, но ведь теперь взялась за ум. Если сейчас убийцу возьмут, все деньги Тины моими станут, больше претендентов на наследство не будет, только я да тот, кто все задумал, небось он про меня и не слышал, но его арестовать надо. А в милицию мне нельзя, во-первых, не поверят, а во-вторых, как менты поступают, если дело раскрыть не способны? Вешают его на такого человека, который свою непричастность к преступлению доказать не может. Вот я, например, бывшая уголовница и алкоголичка, в метро работаю уборщицей. Ну чем не кандидатка на роль убийцы Тины? Я ж ей сестра, следовательно, наследница. Ну и понеслось, поехало, закружило, замело, я чихнуть не успею, как вновь на шконках буду париться. А если статья выйдет про настоящего убийцу, тогда моя жизнь в корне изменится. Понимаешь?
Ее деньги станут моими!!! Я их заслужила своим тяжелым детством, юностью, страшными лишениями!
Эвелина произнесла монолог с такой страстностью, что я неожиданно поняла: она и впрямь способна сейчас назвать имя человека, в чьем спектакле Тина сыграла свою последнюю роль.
– Говори.
Эва вдруг выпалила:
– Это ребенок Тины.
Я тяжело вздохнула.
– Ты же говорила, что она была бездетной.
– Да, именно так, – немедленно согласилась Эва, – ей господь в браке наследников не дал. Повезло, однако, сестричке. Она замуж-то еще в институте выскочила, точно рассчитала, умом Тинку бог не обидел, сообразила: сейчас Семен ничего собой не представляет, но пройдет время, и он высоко взлетит! Но детей у нее не было!
– Что-то не пойму, – вздохнула я, – ты уж определись, пожалуйста, то ли ее чадо мать уничтожило, то ли у Бурской ни сына, ни дочери не имелось!
Эвелина прищурилась:
– Оба утверждения верны.
– Послушай, ты меня за идиотку принимаешь?
– Нет, конечно.
– Тогда отчего чушь несешь?
Эвелина поерзала на стуле, потом склонила голову набок.
– Хочешь дальше слушать?
– Говори.
– Деньги на стол!
Я выложила тысячу рублей.
– Забирай.
– Нет, все сразу.
– Только после твоего рассказа, – уперлась я.
– Ладно, еще пять тысяч.
– Полторы!
– Четыре!!!
Сошлись на двух штуках. Ругая себя за легкомыслие и доверчивость, я отсчитала нужную сумму, Эвелина быстро схватила купюры, алчно посмотрела на них, спрятала в потрепанный кошелек и внезапно заявила:
– Это копейки, конечно, зато честно заработанные, не украденные, я теперь порядочная женщина, больше чужое не трогаю.
– Так за что ты сидела? – подскочила я.
– В который раз? – вопросом на вопрос ответила Эвелина. – И какое отношение это имеет к предмету разговора? Или тебе западло человека тяжелой судьбы послушать? Ну ничего, поглядим, какой я через год стану, встретимся – не узнаешь меня! Шубка норковая, маникюр, педикюр, укладка.
– Если столкнемся зимой, то навряд ли я сумею оценить качество твоего педикюра, – протянула я, – разве что тебе денег после приобретения манто на сапожки не хватит.
– Мне на все хватит, – гордо вскинула голову Эвелина, – и несмотря на то, что злые и гадкие люди постоянно меня подставляли да в ментовку таскали, я кристально честный человек, раз пообещала, то расскажу тебе все без утайки, слушай и радуйся, какой эксклюзив за пшик получила!
– Хватит предисловий, – вскипела я, – где суть?
Эвелина поманила официантку:
– Свари еще кофе да налей в него не холодное, а горячее молоко. Потом собеседница повернулась ко мне:
– Если будешь человека шпынять, то он ничего хорошего не расскажет, это я тебе как опытная журналистка говорю.
– Похоже, ты была долгие годы редактором газеты «Рассвет над зоной», – не вытерпела я, – новости из третьего барака.
– Да, – неожиданно легко согласилась Эва, – стенгазету мы выпускали, верно, я с людьми в отличие от тебя беседовать умею, такие очерки писала! Кстати, нет ли у тебя знакомого писателя? Я могу свой дневник ему предоставить для литературной обработки, о гонораре договоримся.
– Давай вернемся к разговору о таинственных отпрысках бездетной Тины, – велела я.
Эва хмыкнула:
– Только на первый взгляд ситуация сложной кажется, на самом деле она проста, словно кружка.
Я тебе рассказывала, что Тина в подростковом возрасте гепатит подхватила?
Я кивнула.
– Да, привезла из деревни. Гепатит еще называют «болезнью грязных рук», а бабушка девочки, если я тебя правильно поняла, не отличалась аккуратностью.
– Это еще мягко сказано, – оскалилась собеседница. – Когда Полина Гавриловна в Москву приезжала, меня мигом тошнить начинало, не мылась старуха никогда, белье не меняла, зубов не чистила, сплошная навозная куча.