Любовь на краешке луны
Шрифт:
Юнона погибла, как и предположил Джеральд Лэнг, оттого, что отказало сердце.
Канеда нагнулась над лошадью и увидел ла по другую сторону от нее наездника в алом с золотом кафтане.
Тот плакал не стыдясь; слезы текли по уродливому, изборожденному морщинами лицу; в каждом жесте его проступало отчаяние.
— Мне очень жаль, — негромко проговорила Канеда.
— Какая же это была коняга!
— Давно она у вас?
— Десять лет, мисс, — ответил циркач. — Я начал возиться с ей ишо у первого хозяина. А потом он умер
— Я понимаю, что вы сейчас испытываете. Я искренне сочувствую вам.
— Могу кое-што показать вам, мисс, если пойдете со мной, — сказал циркач.
— Да, конечно.
Мужчина поднялся на ноги, Канеда тоже, и только сейчас она заметила, что отец стоит возле нее.
— Papa, он хочет кое-что показать нам, — сказала она, беря его за руку.
Джеральд Лэнг молча кивнул. Они последовали за нарядным жокеем к ветхой палатке, в которой находились все работавшие в цирке лошади. Серых уже привязали к жердям, но султанов с уздечек не сняли — лошади должны были выступить в заключительном параде. Однако один угол шатра как бы отгородили от прочих, и Канеда заметила в нем какое-то движение, лишь когда жокей зашел внутрь.
Она сразу поняла, что именно ей хотели показать: перед ней оказался шести — или семинедельный жеребенок, тем не менее обнаруживающий признаки материнской породы.
Конек ткнулся в нее черным носом, Канеда погладила его по шее и услышала голос отца.
— Что же ты теперь собираешься делать?
— Не знаю, сэр, не знаю, во в чем дело-то, — отвечал коротышка. — Юнона, она кормила меня, так сказать. Да, теперь пройдет еще год-другой, прежде чем я сумею что-то сделать из Ариэля, да и тогда он будет ишо слишком мал, чтобы заинтересовать какой-нибудь цирк.
В голосе его слышались одновременно беспомощность и безнадежность, и Канеда тотчас поняла, чего хочет.
Она распрямилась, подошла поближе к отцу и, положив ладонь на его руку, посмотрела вверх полными мольбы глазами.
— Ну пожалуйста… papa.
Она, конечно же, знала, что они не в состоянии позволить себе подобное приобретение, однако интуитивно чувствовала, что оно доставит удовольствие не только ей, но и отцу, и потому повторила:
— Ну пожалуйста…
Джеральд Лэнг помнил, что старый конюх, ходивший за его лошадьми после женитьбы, совсем одряхлел и уже не справлялся с делами.
Более всего его смущала сумма, которую мог запросить новый работник, хотя они с женой и подумывали о том, чтобы назначить старику пенсию и взять на его место кого-нибудь помоложе.
Тем не менее он не осмелился отказать дочери, понимая, чем мог бы стать для нее жеребенок: он помог бы не так остро ощущать однообразие сельской жизни и длительные отлучки Гарри.
— Ну, какое-то время, — сказал он, обращаясь к человеку, по-прежнему не замечавшему слез на своем лице, — какое-то время вы с Ариэлем можете находиться у меня на конюшне. Пока вам не удастся пережить потерю Юноны и обдумать планы на будущее.
— Взаправду, сэр?
— Действительно. Мы будем ждать вас — сегодня к вечеру или завтра с утра.
На лице коротышки проступили неподдельное облегчение и благодарность.
— Меня зовут Бен, сэр, и вашей доброты я не забуду.
Лишь когда они покинули цирк, тщательно объяснив Бену, как добраться до поместья, Канеда, волнуясь, спросила:
— Как ты думаешь, он придет? А если он захочет остаться в цирке?
— Мне кажется, этого не случится.
— Мне тоже. Я сама буду приглядывать за Ариэлем, чтобы у Бена было больше времени для других лошадей.
— Конечно, — согласился отец. — Это было условием нашей сделки.
— Спасибо тебе, спасибо. — Канеда прижалась щекой к его руке. — Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя за доброту?
— Я вот пытаюсь угадать, как отнесется К этому твоя мать, — не без озабоченности в голосе сказал Джеральд Лэнг.
Клементина поняла их.
Она не могла видеть людских страданий и, когда Канеда описала ей слезы, которые видена на лице Бена, тут же решила, что муж и дочь поступили правильно, предложив свою помощь.
Бен привел Ариэля без цирковой одежды он казался абсолютно незнакомым и ничтожным человеком.
Но при столь невысоком росте в нем вскоре обнаружилась недюжинная сила. Он как будто вовсе не уставал, непрерывно работая.
Джеральд Лэнг никогда прежде не видел своих лошадей в таком идеальном состоянии; лучшего ухода не могло быть и в самых великолепных конюшнях Англии.
Более того, Бен с самого начала устроился так основательно, словно прожил у Лэнгов целую жизнь.
Ну а что касается Ариэля, то Канеда уже исчерпала весь словарный запас обращенных к нему ласковых слов.
За первый год жизни он превратился из трогательного жеребенка в красавца с точеной головой и превосходным телом, как будто из полированного черного дерева.
Конь рос и рос, и, когда достиг двухлетнего возраста, они с Канедой стали местной достопримечательностью: крохотная очаровательная наездница управляла огромным вороным жеребцом, казавшимся слишком норовистым для ее ручек.
Но удивительнее всего было то, что с самой первой своей встречи Бен и Канеда начали учить Ариэля тем трюкам, которые сделали из Юноны необыкновенную лошадь.
И не только трюкам.
Ариэль был покорен Канеде и Вену, и оба они соревновались, выдумывая для него новые фокусы, но добивались своего не побоями или страхом, а любовью.
Иногда Канеде казалось, что и Ариэль помогает им собственной фантазией и понимает ее мысли еще до того, как она успевает произнести их вслух.
— Он понимает, ом все понимает! — говорила она Бену.
— Животные, мисс Канеда, — отвечал тот, почесывая голову, — они будут поумнее многих людей, особенно такие кони. как Ариэпь и Юнона.