Любовь на острове чертей
Шрифт:
— Значит, не твоего ума это дело, — решительно объяснила Софья. — Да и какая теперь разница?! Нашу жизнь ты уже опрокинул.
И хоть действительность, преломленная ее хрустальной призмой, выходила тошнотворной, Софья боялась что-либо менять. Ей казалось, будто отступившая болезнь Крона может вернуться, и хрупкое равновесие здоровья мальчика держится на точности, с какой она и муж выполняют волю Ребе. Гипертрофированный материнский инстинкт, облекшись в одежды ревностного служения, породил диковинную гримасу хасидизма. Хасидизма довольно странного: отбросив в сторону крючкотворство синтаксиса
И вот Ребе умер, ушел, бросил этот мир и своих последователей на растерзание хаосу детерминированной неизбежности. Открытый и прямой путь, по которому Праведник шел до сих пор, вдруг превратился в тропинку посреди зыбучих песков. Сжавшись, Праведник смотрел на плоский экран, на котором мелькали картинки с другого конца света, и вдруг в его мозгу с ясностью кристаллизации возникло объяснение невозможного.
— Три тысячи лет назад Сатана точно так же обвел вокруг пальца еврейский народ, показав в облаках похороны Моисея. Евреи не выдержали испытания и создали золотого тельца. Сегодня нас испытывают во второй раз.
Но где же Ребе? Неужели в гробу? Конечно, нет! Ребе тайно уехал на Святую земле и там, подобно ребе Шимону бар Йохаю скрывается в пещере, дожидаясь благоприятного момента, когда он раскроется, как Мессия. Да, как Мессия! И нас, его верных учеников, не собьет с толку маскарадное представление! О, как ловко изображают скорбь бородатые хасиды, сколь натурально падают в мнимый обморок их жены. И все для того, чтобы обмануть Сатану, показать, будто его ложь проглочена.
Праведник громко расхохотался и, не обращая внимания на сочувствующие взгляды соседей, с победоносным видом покинул комнату.
Его жизнь не изменилась ни на йоту, все в ней продолжало идти заведенным чередом по установленному порядку. Изменились только письма, теперь Праведник не жалел бумаги и каждый четверг вечером уединяясь в своей комнате, долго и подробно описывал все произошедшее с ним за неделю, задавал десятки вопросов и просил подробнейшие инструкции. Письмо факсом улетало на другой конец света, и секретарь Ребе утром отвозил его вместе с десятками других посланий к могиле.
— Могиле! Ха-ха! — презрительно усмехался Праведник. Им, адептам истинного знания, было ясно, что могилой называлось место сбора информации; мешки с записками перед субботой изымались с кладбища и по тайным каналам уходили в пещеру к Ребе.
А ответ… Да, ответ теперь не приходил в столь простой и открытой форме, как до мнимой смерти. Зато Ребе теперь не оставлял Праведника ни на минуту. Через день после отправки письма, он вдруг получал четкое понимание о том, как нужно поступать. Стоило лишь закрыть глаза, представить лицо Ребе с его осторожной улыбкой, а затем воспроизвести в голове вопрос, как ответ сам собой возникал перед мысленным взором, четкий и конкретный, не оставляющий сомнений ответ.
Как-то раз Праведник столкнулся на улице со старым приятелем. Много лет назад, а лет действительно прошло немало, они вместе сидели на уроках
Вокруг стоял серый Петербург, мглистое небо с рваными тучами, давило и принижало, а обормоты, позабыв о времени и не чувствуя холод, спорили и спорили, по три раза провожая один другого до входной двери. Удивительный мир веры лишь начинал приоткрывать перед ними скрытые чудеса, и ученикам казалось, будто главные тайны, полные непостижимой прелести и неги, ждут впереди.
Праведник с трудом узнал в человеке с небрежно заброшенной за спину короткоствольной автоматической винтовкой, обормота Зеева. Они обнялись, шумно хлопая друг друга по лопаткам, быстро перекинулись шпажными вопросами, которыми люди, бывшие когда-то достаточно близкими, бесцеремонно обмениваются при встрече, а потом Зеев предложил:
— Приезжай к нам на субботу. Место у меня много, двухэтажный домина, посидим, покалякаем не спеша.
— А где ты живешь?
— Тапуах, деревенька такая в центре Самарии. Если на автобусе, сорок минут от Иерусалима. А на машине можно и за полчаса успеть.
— Хорошо, обязательно приедем. С женой только уточню, как и что.
— О! — Зеев поднял вверх указательный палец. — С женой он уточнит! Это Софья с тобой уточнит, как и что. Ты думаешь, я забыл взгляд испуганного зайца перед парадной твоего дома?
— Испуганного зайца?! — поразился Праведник. — Ты меня ни с кем не путаешь?
— Конечно, путаю, — тут же согласился Зеев. — Вас там целое стадо ходило, как не спутать.
Они рассмеялись, обменялись телефонами, пообещали обязательно созвониться и разбежались по своим делам. Праведник подивился, что Зеев помнит имя Софьи, сам он, как ни пытался припомнить жену товарища, не мог представить даже общий облик.
— Тапуах? — изумленно подняла брови Софья. — Это же поселение в гуще арабских деревень! Я туда поеду только на танке.
— Пассажирские танки пока не курсируют, — отшутился Праведник, с горечью понимая, что вопрос решен. — Но люди там живут, каждый день на работу ездят. А нам только туда и обратно!
Софья молча отвернулась.
— Ведь мы столько лет не виделись! — в отчаянии воскликнул Праведник. — Неужели…
— Ну, так и поезжай себе, — с неожиданной мягкостью произнесла Софья. — Зачем семью тащить? Посидите в субботу за столом, выпьете, поговорите.
— А как же вы тут без меня?
— Да уж как-нибудь. Справимся, не переживай. Поезжай, поезжай, — добавила она завершающим разговор тоном.
Зеев, которому Праведник позвонил через неделю, обрадованно предложил приехать днем раньше, чтобы получились два вечера для общения.
— Я тебя встречу на остановке. У нас тут вечерами туманы, почти как в Питере. Там с Невы наползало, а тут из ущелий несет, точно установка какая-то работает.
Праведник чуть помедлил с ответом, ведь в четверг вечером он обычно писал письмо Ребе. Но ради такого случая… впрочем, письмо можно написать и в Тапуахе.
— А факс у тебя есть? — спросил он. — Мне письмо нужно будет отправить.