Любовь на первой полосе
Шрифт:
Игнорируя обращенные к ней слова, Мэри Гамильтон поднялась из-за стола и звонком вызвала слугу, который сразу же появился, будто стоял под самой дверью.
— Ваша светлость?
— Кофе, — распорядилась она. — И подай его в гостиную, Бойсон.
С этими словами она выплыла из комнаты, словно линкор на боевом ходу, а два эсминца сопровождения, Роберт и Шарлотта, двинулись за нею.
— Что теперь? — шепнула Кейт, дождавшись Чарли. — Дуэль на пистолетах? Или твоя мать велит
Чарли обнял ее за плечи:
— Если ты обещаешь больше не пить, я, пожалуй, спасу твою жизнь. А заодно и свое наследство.
— Каким образом?
— Минут через десять я выведу тебя и посажу в машину. Потом мы в нормальной обстановке поговорим о Марии.
— Согласна.
Почти всю дорогу они говорили о Марии, и оба сошлись на том, что о браке не может быть и речи.
— Марии нужно время и человек, который понял бы ее состояние и ее проблемы. Может, обратиться к врачу? В таком положении он девушке не помешает.
— Возможно, ты и права. Но мысль, что я буду платить деньги за то, чтобы посторонние копались в мозгах дочери, кажется мне отвратительной. Наверняка есть другой путь. Не поможет ли ей женщина постарше и с жизненным опытом?
— Мы не знаем такой женщины, — сказала Кейт, — если не считать твоей матери. Но она вряд ли поможет. Слушай, у меня идея. Как насчет мужчины постарше?
— Не понял, — нахмурился Чарли.
— Я имею в виду тебя. Ты же отец, вы любите друг друга и скорее разберетесь с ее проблемой.
— Не выйдет, — ответил он, подумав. — Мы с ней не настолько близки, чтобы она со мной откровенничала. Нет, это должна быть женщина. Не волнуйся, я кого-нибудь найду.
Минут пятнадцать они ехали молча. Потом Кейт решительно тряхнула головой:
— Я сама с ней поговорю. Жизненный опыт у меня, слава Богу, имеется.
— Мне даже неловко. Сначала волнения со мной. Потом ты хотела вправить мозги благородному семейству. Теперь еще Мария? По-моему, это слишком.
— Кому же ты ее доверишь? — раздраженно отозвалась Кейт. — Доброжелателю, которому плевать и на тебя, и на твою дочь? Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Мою мать. Только она, будучи католичкой, предложила бы в исповедники монашку. Я же полагаю, твоей дочери способен помочь только человек, которому ее судьба действительно небезразлична. То есть я. Потому что я люблю тебя и, думаю, со временем полюблю и Марию.
Они спорили до самого Итон-сквер. Наконец Чарли остановил машину и лег грудью на баранку.
— Значит, ты готова взвалить на себя такое бремя, как Мария?
— Именно. Она может жить с нами. Девушка — не парень, ей нужна поддержка.
— Воистину, сегодня нам с
Кейт с любопытством взглянула на него:
— Хочешь предложить мне какую-то сделку, так? О'кей, говори. Я соглашусь на любое разумное предложение.
— Уж куда разумнее, дорогая, — улыбнулся он. — Я соглашусь на это при одном условии. Если ты станешь моей женой. Тогда это действительно будет твоей обязанностью. Хочешь попробовать, Кейт?
— Это не сделка, а предложение.
— Хорошо, пусть будет предложение. — Чарли начал проявлять нетерпение. — Ну, как? Я еще не услышал ответа.
Кейт улыбнулась, сразу забыв обо всех неприятностях вечера.
— Я согласна, глупенький, — тихо сказала она. — С удовольствием стану твоей женой. Это лучшая сделка из всех, которые мне предлагали.
Мария приехала через неделю и, не заезжая к отцу, прямиком отправилась в клинику.
Впервые Кейт увидела девушку через несколько дней в больничной палате. И зрелище было не из приятных.
Блестящие темные волосы, которые запомнились ей по фотографиям, теперь висели нерасчесанными прядями. Бледная кожа с нездоровым оттенком, лицо почти одутловатое. Кейт не терпелось отвезти Марию домой, где ей можно обеспечить должный уход и вернуть нормальный облик.
Мария оказалась весьма привередливой, самонадеянной девушкой. Все утро она проводила в ванной. Кейт не возражала, считая, что после всего пережитого Мария заслуживает снисхождения.
Кейт накупила ей вещей, которые должна иметь каждая женщина. Гель для душа из «Флорис», кремы от «Эсте Лаудер», духи от «Шанель», ночные рубашки из чистого шелка.
Приняв дары, Мария вежливо поблагодарила за них, как ее учили в Швейцарии.
Она и вправду начала преображаться. Кожа вернула светящуюся прозрачность, какая бывает только у англичанок. А как только ее волосы стали выглядеть здоровыми, Кейт тут же отправила Марию к своему парикмахеру Майклу.
Спустя три месяца она уже была похожа на шестнадцатилетнюю девушку. Точнее, на шестнадцатилетнюю девушку из приличной семьи.
Вскоре у нее и язык развязался. Впервые она начала рассказывать о жизни в Швейцарии, о том, как они катались на лыжах, о бобслее в Сент-Морице.
Кейт радовалась переменам. Девушка вернулась к жизни, скоро с ней можно завести серьезный разговор. А, следовательно, и помочь.
Но тут случилась первая неприятность. Бабушка прислала записку, приглашая внучку к себе. Кейт возражала. Девушка прекрасно себя чувствует, нельзя допустить, чтобы Мэри Гамильтон все испортила.
Решение приняла сама Мария.