Любовь не с первого взгляда
Шрифт:
Но, видимо, эту правду о ней прекрасно знал её отец, и именно поэтому он так долго перебирал женихов — и всё никак не мог ни на ком остановиться.
Глава одиннадцатая
«Уж шесть дней как любит!» — с фырканьем повторяла про себя королева, гуляя по саду. Попутно она неосознанным движением срывала то цветок, то лист, теребила, рвала, бросала и срывала новый.
Все её мысли были упорно заняты вчерашним разговором с мужем, и на что-то ещё мыслей не оставалось.
«Да как же это вот так — любит?» — с большим недоумением спрашивала она саму себя и не находила
Кая в жизни бы никогда и никому не призналась бы — в особенности себе — что ей всегда хотелось быть любимой. Ещё в детстве она уяснила, что для принцессы мечтать о любви — непозволительная роскошь, и бескомпромиссно отрезала все свои мысли по этому поводу, не давая им превращаться в мечты.
Но ведь для того, чтобы мечтать, совсем не обязательно думать свои мечты словами, правда?
Сама того не осознавая, Кая мучительно мечтала о любви всем своим сердцем — но, поскольку она давно научилась мастерски не слышать голоса своего сердца и вообще игнорировать факт его наличия, ей казалось, что никаких потребностей такого рода у неё нет.
Однако стоило в её жизни появиться мужчине — мужчине, с его тёплыми руками, нежным голосом, проникновенным взглядом, — и годами возводимые ледяные стены таяли как под жарким солнцем.
Говорят, что женщина сперва влюбляется не в самого мужчину, а в то, как этот мужчина к ней относится. Если принять это утверждение за правду, то Кая была влюблена, потому что то, как к ней относился Канлар, потрясало её до глубины души — хотя, наверно, более искушённая девушка не испытывала на его счёт таких восторгов. Возможно, Канлар был прав, и на фоне других кандидатов он действительно выделялся самым выгодным образом. Возможно, потому что он был единственным, кто способен был не только увидеть, какой Кая является вне своего королевского амплуа, но и искренне восхититься увиденным.
Хотя, скажем откровенно, господин Се-Крер до сих пор уважал её за ту историю с чердаком — и за несколько других историй такого рода, которые прочно скрепили их детскую дружбу. Но вот восхититься аналитическим складом ума королевы он точно бы не сумел — науки интересовали его весьма слабо.
Возможно, Кая была влюблена в Канлара, как можно быть влюблённым в зеркало, которое показывает тебе такое отражение тебя, какое пришлось тебе очень по душе, — а Кае, безусловно, пришлись в высшей степени по душе те откровения, которыми муж обрисовал её персону. В какой-то степени справедливо будет сказать, что вчерашним вечером Кая влюбилась в саму себя, увидев себя теми глазами, которыми на неё смотрел Канлар, и, возможно, это и в самом деле беспроигрышный способ, чтобы произвести неизгладимое впечатление на женщину.
«Дерзкая девчонка!» — повторяла про себя Кая, теребя цветок и вздёргивая подбородок.
Ей, однозначно, была по душе такая трактовка. Она льстила её самолюбию и вызывали внутри радостный отклик — пожалуй, в особенности оттого, что для королевы быть дерзкой девчонкой — настоящая роскошь.
«Дерзкая девчонка!» — так и сяк примеряла она на себя это определение, как примеряла бы наряд, который ей к лицу. «А вот и да!» — решала она внутри себя, кивая собственным мыслям и расцветая улыбкой.
И, конечно же, чтобы подтвердить это её новое мнение о самой себе, она начала вынашивать в голове самые дерзкие планы.
Женщина может быть многоликой в плане разнообразия
Канлар о всех этих мыслях королевы пока не знал. Он по уши увяз в дипломатических делах — из Анджелии пришёл ответ на их пропозиции по поводу совместных действий против пиратов в Южно-Северном море. Анжельцы умудрились выдать весьма неопределённую реакцию. Не говоря ни да, ни нет, они вдавались в нюансы, явно с целью выторговать дополнительные выгоды для своей стороны. Для более тщательной проработки этого вопроса они уже отправили в Райанци полномочного посла. Пока же у них имелось весьма многословное письмо от анжельской стороны, которое намекало на то, что успешные договорённости могут быть достигнуты.
Команда иммигрантов бурно обсуждала это послание, пытаясь продраться через дебри витиеватых словес.
— Нет, ну разве это ответ! — возмущался Се-Ньяр, помахивая злополучным свитком. — Только анжельцы могли навертеть столько неясных оборотов, ничего толком не утверждая и не опровергая!
— Ба! — с шутливым возмущением вмешался Вернар. — Вы что же, сударь, имеете что-то против анжельцев?
— Поимеешь тут! — фыркнул Се-Ньяр, отбрасывая свиток. — У нас тут теперь целый анжельский король нарисовался, всё, теперь вечный мир, безупречный политес и двадцать пять тысяч поклонов! — он даже изобразил несколько из этих поклонов.
Все рассмеялись, а Канлар приподнял бровь и вопросил:
— Всё понимаю, кроме того, когда это я успел еще и анжельским королём заделаться? У нас там революция, что ли, произошла?
— Та, та, та! — поднял руки Се-Ньяр. — Даже не пытаюсь спорить с вашей коалицией болтунов!
— Ну, допустим, — погладил себя по бороде импозантный смуглокожий господин с горячими глазами, — анжельцам по болтливости далеко до нашей братии, так что порадуйся, Деи, что мы ведём переговоры с ними, а не с нами.
Смуглокожий представлял собой народ Джотанды, и едва ли какая страна в мире смогла бы сравняться с болтливостью этих людей.
— Да, слава Богу, что это всего лишь Анджелия, — согласился Канлар, поднимая брошенный Се-Ньяром свиток и вчитываясь в него внимательнее. — Ничего криминального не вижу тут, дружище, — вынес он вердикт спустя минуту. — Мы почти наверняка договоримся, весь вопрос в условиях.
— Почему нельзя написать об этом прямо? — закатил глаза Се-Ньяр.
— А для чего? — разумно возразил Вернар, раскуривая трубку. — Они что, не знают, кто у нас предводитель? Может, это как раз такое выражение симпатии.
— Ну да, вполне, — с усмешкой согласился Канлар. — Хотят меня порадовать родными экивоками. Где ж я в Райанци столкнусь с таким прекрасным образчиком демагогии? — потряс он свитком.
— Небось всем дипломатическим двором составляли, — одобрительно хмыкнул Вернар. — Дай-ка сюда, — забрал свиток у начальника и с выражением зачёл: — «…объединённые силы во славу торжества гуманистических ценностей способны разогнать варварский мрак падших душ, но солнце лишь тогда остаётся солнцем, когда пятна корысти и ревности не пятнают его пречистую белизну»! Бог ты мой, жив старый лис, жив! — хлопнул он себя по ляжке с восторгом, узнавая знакомый слог.