Любовь очень зла
Шрифт:
Итог вы знаете, Виктор погиб. Голицын утверждает, что ударил его без намерения убить, использовав то, что подвернулось под руку, малахитовую вазу (в самом деле ваза исчезла с камина, а я только сейчас вспомнила о ней), Виктор упал и вдобавок ударился затылком о край камина (при этих словах я поежилась), после чего потерял сознание. Охранник испугался и, решив инсценировать несчастный случай, сбросил тело с балкона и покинул дом, прихватив вазу. На мосту он от нее избавился.
Проветрившись, он немного успокоился и в голову ему пришла весьма здравая мысль, что никого он своими хитростями не обманет,
— И как он объяснил причину, по которой поссорился с моим мужем? Внезапное умственное расстройство?
— Нет, тут кое-что похуже. Фамилия Крутиков вам ничего не говорит?
— Нет. А должна?
— Я думал, может вы иногда интересуетесь городскими новостями.
Крутиков, мелкая шавка из налоговой полиции, бесследно исчез полтора месяца назад. Так вот, охранник утверждает, что Крутиков неоднократно пытался вымогать деньги у вашего мужа, и тот якобы намекнул Голицыну, что с зарвавшемся дядей не худо бы потолковать. Преданный охранник намек понял, но перестарался, ударил один раз, однако существенно, и налоговый чин скончался. Его пришлось похоронить. Таким поворотом дела ваш муж был крайне недоволен, отсюда ссора, приведшая к трагическим последствиям, по крайней мере, так все объясняет Голицын.
— По-моему, он спятил, — мрачно заметила я.
— Возможно, — кивнул адвокат, — только спятил весьма вовремя.
Вы хоть понимаете, Лилия Романовна, как вам повезло?
Я понимала, только радости от этого не испытывала, скорее беспокойство. Все происходящее мне по-прежнему не нравилось, особенно показания охранника. Если он находился в доме, когда я вернулась, значит не мог не знать, что вернулась я не одна, а с Сергеем… впрочем, может мне действительно фантастически повезло и мы кружили по дому, уходили и возвращались, так друг с другом ни разу и не столкнувшись.
— Обратите наконец внимание на человека, — с улыбкой сказал Валерий Петрович, прерывая мои размышления и указал на окно.
Мы стояли на перекрестке, дожидаясь зеленого сигнала светофора, рядом замерла машина, в ней я увидела Сергея. Он слабо улыбнулся и едва заметно кивнул. — Как видите, конспирация на высоте, — хохотнул Валерий Петрович, машины тронулись, мы еще какое-то время ехали рядом, затем Сергей свернул на проспект. — Вам еще некоторое время стоит соблюдать осторожность, — заметил адвокат.
— Сережа вам все рассказал? — спросила я.
— Разумеется. Адвокат как исповедник, правда, и ничего кроме правды.
— Значит, вы все знаете, — вздохнула я, а потом решилась:
— Тогда скажите, Валерий Петрович, у вас нет ощущения, что все это страшная ерунда?
— Ерунда? — удивился он. — Что, позвольте узнать, вы имеете ввиду?
— Я употребила определение «страшная», вас не поражает некая не правильность, несуразность данного дела?
— Ах, Лилия Романовна, Лилия Романовна, — легонько похлопав меня по руке, улыбнулся он. — Вся наша жизнь сплошная не правильность, что уж говорить о смерти, то бишь об убийстве.
Я прошлась по дому, надолго задержалась в гостиной.
Приблизилась к камину и даже коснулась его рукой. Я думала, мне не хватит сил вернуться в этот дом, слишком много неприятных воспоминаний, однако теперь, стоя посреди гостиной, я почувствовала странное умиротворение и вдруг поняла, что не хочу продавать дом. Пожалуй, и жить останусь здесь, хоть он и чересчур большой для одинокой женщины, каковой я и являюсь на сегодняшний день.
— Одинокой женщины, — произнесла я вслух и улыбнулась, думая о Сереже. В то же мгновение он позвонил.
— Лили, — услышав его голос, я вдруг испугалась. — Это я.
— Я вас узнала, — ответила я как можно спокойнее. — Мы могли бы встретиться, сегодня?
— Да, конечно. — Сергей вроде бы растерялся.
— Отлично. Когда, где?
— Я буду ждать вас возле сквера в девять. Это не поздно для вас?
— Прекрасно. Значит, до девяти.
Я повесила трубку. Говоря о сквере, мы имели ввиду наше обычное место встречи. «А что, если телефон прослушивается?» — испуганно подумала я. Тогда покажется подозрительным, что никто из нас не уточнил, возле какого именно сквера мы встречаемся. Я тут же одернула себя: «Чушь. Теперь у них есть убийца и интерес ко мне они, скорее всего, потеряли. Правда, есть еще Владимир Павлович… с ним надо держать ухо востро».
День промелькнул незаметно, я ненадолго отлучилась в магазины, остальное время посвятив безделью, долго отлеживалась в ванной, болтала по телефону с многочисленными знакомыми, хотела заняться поисками домработницы (дом следовало привести в порядок), но в конце концов решила оставить это на потом.
В половине девятого я вышла из дома. Надоедливо моросил дождь, чему я, признаться, порадовалась, прохожим нет до меня дела, люди прячутся под зонтами и торопятся оказаться под кровом.
Машину Сережи я заметила, как только свернула возле аптеки.
Она притулилась в переулке, скрытая от любопытных взоров деревьями. Сережа, несмотря на дождь, стоял рядом и старательно меня высматривал, увидев, что я выворачиваю из-за угла, бросился навстречу, и мы неловко обнялись.
— Идем в машину, — шепнул он и через минуту мы уже сидели в тепле. — Я люблю тебя, — сказал он, а я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Дождь расходился, мы продолжали сидеть, прижимаясь друг к другу, прислушиваясь к работе дворников.
— Я хочу уехать, — наконец сказала я.
— Уехать? — Он вроде бы удивился.
— Я не правильно выразилась: хочу съездить к родителям…
— Да-да, конечно. Я понимаю… Жаль, что нельзя поехать с тобой… — Последнюю фразу он произнес так, точно ждал моих возражений.
— Конечно, нет, — улыбнулась я. — Не забывай, я только что похоронила мужа. Вдове надлежит вести себя пристойно.
— К счастью, все позади.
— Конечно, однако еще некоторое время нам следует соблюдать осторожность, пока все не уляжется.
— Ты имеешь ввиду наследство? — нахмурился Сергей, тут же добавил с усмешкой: