Любовь окрыляет
Шрифт:
И вот тут ему снова пришлось пережить тошнотворный ужас, заставивший его попятиться и даже суеверно крестом обмахнуться. Хотя какой там крест, если в правой руке пистолет зажат. Им и крестился, заступником!!!
– Ан Михална, – завопил Симаков в телефон, стоило ему выбраться наружу и отдышаться. – Срочно группу с экспертами к пустырю за летним театром! Срочно!!!
– Что случилось, Игорь Сергеевич? – отозвалась та лениво.
Она была отличной теткой, но иногда любила помудрить. То ей вызов казался пустяковым, то начинала торговаться на предмет экспертов, а то и вовсе отсылала
– Случилось! – рявкнул Симаков и глаза закатил на счет бабьей глупости.
– Опять ограбление инкассаторов?! – ахнула та притворно и тут же начала куражиться: – Помилуйте, какое ограбление на пустыре за летним театром?! Игорь Сергеевич, а ты часом не того, не под парами?
– Ань, хорош выеживаться, – перебил он ее устало и вдруг почувствовал, с какой стороны у него сердце находится. Надо же, со дня смерти родителей его не ощущал. – Тут свалка из человеческих костей!
– Да ладно! – снова не по уставу ахнула Анна. – Щас, Игорек, погоди, я ребят организую, подъедут быстро, машина на месте. А ты оставайся на связи.
Ага! У него ведь расходы по мобильной связи дядя миллионер из-за сытой заграницы оплачивает для того, чтобы Анна Михайловна уши погрела.
Конечно, Симаков отключился и не ответил потом, когда она ему названивала со своего личного телефона. Недосуг ему бабьим трепом заниматься. Работы было…
– И что же там нашли?! – Карпов слушал Симакова, не перебивая. Теперь только решился, когда тот замолчал. – Правда, кости человеческие оказались?!
– Правда. Что я, череп человека от лошадиного не отличу, что ли! Еще не ясно, скольким людям принадлежат эти останки, но… Ужас, Глеб, меня обуял, когда я все это там обнаружил!
– Симу, значит, там и убили?
– Возможно. Не думаю, что они пыточную в какой-нибудь городской квартире устраивали. Она же кричала! И приспособления там для пыток отыскались в аппендиксах земляных. Столб со следами бурого цвета, предположительно кровь, как сказали эксперты, обрывки веревок. Наверное, привязывали кого-то… Изуверы, а!!!
– Как думаешь, те спортсмены имеют отношение к подземелью? – забеспокоился Карпов.
– Не знаю, как насчет спортсменов, а вот те, кто нападал на инкассаторов… – Симаков задумчиво побарабанил по своей папке с документами. – Найдено три комплекта камуфлированной одежды, четыре черных шапки-маски и один… бронежилет со следами пулевых отверстий.
– Эксперты что говорят?
– Пока ничего, пока все упаковали. Оцепили всю территорию, изучают каждую пядь земли. Так-то, Глеб… – Симаков глянул на него, пробормотал с легкой досадой: – Кто бы мог подумать, что ты окажешься прав.
– В чем?
– В том, что на пустыре этом творятся или творились непонятные вещи. Обнаглели, сволочи!!! Пускай не центр города, но город же!!! Устроить там подземелье, в котором убивали людей, хранили снаряжение и экипировку для нападений!!! Мы все блатные места обыскали, перевернули вверх дном возможные лежки ублюдков. Все лесополосы в округе прочесали. И ничего! Пусто! А они вон где схрон устроили…
– Оружие? Оружие нашли?!
– Нет, оружия не было. Но следов смазки и промасленной ветоши полно, – с неудовольствием отметил Симаков.
И тут же забрюзжал непонятно в чей адрес, что не надо было варежку разевать, а каждый уголок в городе облазить. Ни одного пустыря не оставить без внимания. Прошелся по городским властям, которым благоустройством заниматься некогда, они дачи себе строят. А преступники в городской зоне пещеры роют. И все нипочем!
– Тем более что там как напоказ тренировалась какая-то группа спортсменов, – позволил себе поддеть его Карпов. – Бегали там, оттачивали боевые искусства. И где? Под носом…
– Ах, да ну под каким носом, Карпов?! – взбеленился Симаков и запустил в него слепленным хлебным кубиком. – Там же не живет никто! Дома хрен знает где! Гаражи давно заброшены! Да и путевый человек такое место всегда стороной обойдет.
– Да, кто же знал, что фанат мотоциклов их заметит? И расскажет о своих наблюдениях беспечной девушке. А та решит, что там ее судьба, и тоже побежит по одной дорожке с бандитами. Кто же знал-то?! А я ведь тебе говорил!!!
– Знаешь что! – Симаков вскочил на ноги, перегнулся через стол и зашипел в его сторону, брызжа слюной: – Еще не факт, что те спортсмены имеют к банде грабителей отношение! Может, они потому и бегать перестали, что их всех поубивали и в подземелье на съедение псине оставили, вот!..
– Может, и так, – не стал с ним спорить Карпов. – Но ты все же размножил бы те портреты, которые я тебе отдал.
– Умный какой! Я, по-твоему, не размножил? Мало того, я ребят с этими портретами по секциям боевых искусств пройтись отправил. Может, там кто обнаружится?..
– Болтают, что в городе негласно проводятся бои без правил. И ставки делаются.
– Да знаю я! Этих бойцов, как только ограбления начали случаться в городе, первыми проверили. Чисто! Кстати, ты по соседям ходил? – тут же переключился с важной темы Симаков и снова уставился на Глеба, как на преступника.
– Ходил.
– И что?
– А ничего! Сошкин отсутствует. Звонил в дверь, звонил, не поленился – на улицу вышел. В окнах света нет.
– А чего ты к Сошкину прицепился? – насторожился Симаков. – Мы же вроде все с тобой обсудили насчет него.
– Все, да не все! Чего ты его отмазываешь, не пойму?!
Карпов снова разозлился на гостя. Странную какую-то позицию тот занял. То со странным блеском в глазах сообщает, что Гена до увольнения работал инкассатором в банке и был уволен за служебное несоответствие, то снова на его защиту становится. Как это расценивать? Как нежелание разрабатывать еще одну версию, чтобы не распыляться на все четыре стороны? Или нежелание делить возможный успех с кем-то еще? С ним вот – с Карповым, например?
Так не нужны ему никакие почести за доблесть его и смекалку, господи ты боже мой! Ему покой нужен!!! И еще тихое семейное счастье с милой хрупкой девушкой, желающей казаться всем и каждому сильной, волевой и несгибаемой. Уютного семейного счастья, порой и бестолкового, с толкотней у раковины по утрам, подгоревшими завтраками, сбежавшим кофе. Чтобы Ванька был с ними тоже безо всяких ограничений, выдуманных его обозлившейся матерью. И праздников еще хотелось – не омраченных ничем.
Чего он, этот Симаков, мудрит-то?