Любовь, опаленная огнем
Шрифт:
По мере выступления Кэт лица генерала Окинлека, и генерал-майора Сибериана Арроуза мрачнели. Все статьи обвинения развалились буквально на глазах, и сидящие в зале офицеры стали о чем-то роптать. Внезапно лицо Окинлека озарилось светом. Он поднялся и прервав выступление Кэт, задал вопрос:
— Разумеется, доброволец Вульф, вы вольны интерпретировать законы старой доброй Англии по своему усмотрению, отдавая себе отчет в последствиях воздействия своих слов на наше решение, однако мы не можем позволить этим соображениям, вызванными Вашими словами, повлиять на наше восприятие имеющихся улик. Необходимость выступить с данным предостережением диктуется ответственностью, возложенной на меня как на председательствующего. Это понятно?
Кэт кивнула, и громко сказала:
— Я готова повторить все сказанное ранее и не намерена отказываться от своих слов.
— Я тоже готова поставить согласительную, нотариально заверенную подпись под показаниями добровольца Екатерины Вульф. —
Генерал Окинлек, сдвинул парик на затылок и зловеще усмехнулся.
— Вы конечно очень умны доброволец Екатерина Вульф, и доброволец Саманта Брукс. И ваши слова бесспорно опровергают свидетельские показания достопочтимого сэра Сталла Керра. Однако я не зря дал Вам возможность отказаться от Ваших показаний, которую Вы не использовали. Вы слишком умны. Дьявольски умны. Но вы забыли о том, что английская система правосудия основана на системе прецедентов. И проявление вами неженского ума, позволяет выдвинуть против Вас другое обвинение!
Саманта смотрела в счастливое лицо генерала и недоумевала, Кэт судя по широко раскрытым глазам и приоткрытому рту — тоже. Значит они выиграли данное дело? Но тогда о каком обвинении идет речь?
— Ваша честь, — с недоумением произнесла Саманта, — о каком новом обвинении Вы говорите?
Окинлек усмехнулся, и напустив на себя важности изрек:
— В главе 20-й книги Левит сказано: "Тот мужчина или та женщина, в которых пребывал пифонический или прорицательский дух, должны быть умерщвлены" (пифонами, как известно, называются те, через которых демон производит изумительные явления).
— Что??
– одновременно изумленно выкрикнули подруги.
— Проявленный Вами ум во время следствия не свойственен для женщин, и у меня есть все основания считать, что Вы ведьмы и Вашими устами говорит дьявол! А Божественное право предписывает во многих местах не только избегать ведьм, но и умерщвлять их. Оно не предписывало бы таких наказаний, если бы ведьмы не были пособницами демонов при совершении действительных колдовских проступков. Ведь умерщвление тела обусловлено лишь телесным тяжким грехом, тогда как смерть духа может происходить вследствие наваждения или через искушение. Это мнение святого Фомы (2, dist, 7) по вопросу о том, считать ли грехом пользование услугами демонов. Второзаконие (18) предписывает умерщвлять всех колдунов и заклинателей. Известно, что среди верующих, коих в данном зале большинство, дьявол пользуется по преимуществу услугами ведьм для уловления душ. Августин в книге "О природе демонов" указывает признак, на основании которого можно выявить демона или ведьму — они сильны природною остротою ума! Именно это вы и продемонстрировали присутствующим.
Кроме того, разгуливая без всякого христианского стыда совершенно нагие, что все присутствующие видели на показанной кинопленке, вы вводили в греховный соблазн благочестивых христианских девушек из 14-й Лондонской пехотной бригады. Вы склоняли их к противоестественному непотребству, вместо того, чтобы громить врага оружием, которое Вам доверила старая добрая Англия, — речь Окинлека прервали выкрики шести тысяч офицеров сидящих в зале, которые полностью разделяли мнение генерала. — Мы все видели, как вы лежали на спине оголенные ниже пупка и, придав членам соответствующее непотребству положение, двигали бедрами и голенями, и как в конце этого дьявольского акта от вас поднимался в воздух совершенно черный пар, высотой в человеческий рост; что случается очень редко, и говорит о вашей значительной колдовской силе, и стремлении содействовать нравственному падению святых девственниц и вдов. В кн. Товита VI говорится: "Кто предается сладострастию — тем овладевает дьявол". И ваша бесстыдная публичная похоть — тому подтверждение.
А поэтому, мы переходим от военного к религиозному процессу, в котором в соответствии с "Extra de verbsig n." должно быть сокращенное делопроизводство, и совершенно не обязательно наличие обвинительного акта. Ежели обвиняемые все отрицают, то я имею право принять во внимание следующее: вашу испорченность и отсутствие христианского целомудрия и святости. Согласно канону "Ad abolendam, ј praesenti, de haeret", обвиняемая в колдовстве осуждается и без признания ею своей вины. Бернард в ординарной глоссе к канону "Ad abolendam, ј praesenti" утверждает, что для доказательства вины необходимо одно из трех: 1) Очевидность проступка. Так например, открытая проповедь ереси, открытая угроза: "Ты больше не выздоровеешь", после которой наступила порча. 2) Закономерные доказательства свидетелей. 3) Личное признание вины. Ежели каждое из этих условий само по себе достаточно для того, чтобы считать обвиняемую явно подозрительной, то сколь очевиднее вина при совпадении худой молвы с уликами чародеяния и со сходящимися между собой показаниями свидетелей. Ежели уличенная не сознается в преступлении, то она передается светской власти для сожжения. В нашем случае выполнен первый пункт данных условий проступок очевиден и налицо открытая проповедь ереси — женского ума. В праве на защитника я Вам
И в зале вновь загремели сдвигаемые кресла.
— Мы отнимаем вас сим приговором, как нераскаявшихся еретичек, от нашего духовного суда и предоставляем тебя светской власти… причем мы нарочито просим светский суд смягчить приговор во избежание кровопролития и опасности смерти. Ввиду отказа еретичек от покаяния и доказанности их вины, суд считает необходимым лишить жизни добровольцев Саманту Брукс и Екатерину Вульф без пролития крови, путем сожжения. Процедуру лишения жизни произвести ровно в полдень на площади перед зданием, где производилось заседание суда, — и ударив три раза деревянным молотком добавил, — Дело закрыто.
Саманта хотела выкрикнуть, что это средневековая дикость, но ее и Кэт грубо вытащили из клетки и подгоняя прикладами погнали на выход из зала, она успела бросить взгляд на часы висевшие над столом, где заседал суд — было половина двенадцатого. Им с Кэт осталось жить полчаса, после чего их сожгут на глазах у многотысячной толпы. Их снова гнали по бесчисленным коридорам и переходам, но уже в другом направлении. Наконец, конвоиры приказали остановиться возле двери, на которой было написано "Вещевая служба". Один из полковников постучал в дверь, а второй приказал девушкам снять с себя всю одежду. Дверь в которую стучал первый полковник открылась, и оттуда высунулось крючконосое лицо. Звали это лицо судя по словам, сказанным полковником, сэр Сильвер Директор. О чем они говорили, Саманта не расслышала, но сэр Сильвер Директор снова юркнул за дверь, и спустя минуту появился снова, держа в руках что-то из грубого холста. Это, как потом поняли девушки, оказались балахоны и колпаки, предназначенные для огненного сожжения еретиков. Сделаны они были из грубоволокнистого дешевого льна, и судя по запаху плесени, уже давно не использовались.
Раздевались они с Кэт под гогот полковников и конвоиров, которые то и дело норовили ткнуть штыком то в ягодицы, то в треугольник волос между ног. Всю их одежду забрал сэр Сильвер Директор, правда при этом, он несколько неудачно нагнулся вперед, и Саманта с отрешенной грустью увидела, что форменный галстук сэра Сильвера Директора, украшает заколка с фашисткой свастикой, увы, Валерия Коллингвуд была права — это измена, и нацисты присутствовали даже в штабе английской армии. Но никакой пользы это открытие принести уже не могло. Ибо после того, как они разделись, их заставили надеть эти дурацкие балахоны, которые грубым ворсом царапали нежную кожу девушек, и буквально тут же снова погнали прикладами по коридорам здания, и судя по времени к месту, где должна свершиться казнь.
Площадь перед зданием торговой палаты встретила их многотысячным ревом толпы. Солдаты какой-то шотландской дивизии, стоя по две шеренги с каждой стороны отгородили проход от двери из которой они вышли, до центра площади, где уже были приготовлены два столба и две кучи дров для исполнения приговора. И снова память у Саманты начала работать со спасительными перебоями, стерев почти все воспоминания о том как их вели к месту сожжения. Остались какие-то обрывки и фрагменты — в них что-то кидали, кажется помидоры и яйца, причем не перепелиные, а больше размером — голубиные или даже куриные. Какие-то перекошенные в предвкушении казни звериные лица, лоснящиеся и пышущие здоровьем от усиленного тылового полка, гнусные выкрики, ухмылки, улюлюканье, свист, плевки в спину. Память услужливо включилась в работу, когда Саманта почувствала спиной сквозь холст балахона холод металла столба, к которому ее привязали. Она завертела головой и увидела, что Кэт находится в трех ярдах от нее. Три ярда! Господи, даже не дотянуться до подруги! Все, что ей осталось, так это смотреть на ее смерть, и возможность выкрикнуть какие-то теплые слова, пока дрова, сложенные у ее ног, будут разгораться. Единственное что радовало, так это то, что дрова намокли под проливным дождем, и прежде чем они разгорятся по настоящему, они выдадут очень много дыма, который убьет и ее и Кэт. Умереть, задохнувшись в дыму, было не так мучительно как жариться живой на огне. Только бы они не полили поленницы бензином! Ей предложили исповедоваться, но Саманта послала священника к черту. У нее был один бог — любовь. Противоестественная и осуждаемая в обществе любовь к женщине. Женщине, которая умрет вместе с ней. Она поймала виноватый взгляд Кэт, которая видимо, корила себя за то, что не уберегла подругу. Саманта вытянула руку, насколько позволяли веревки, которыми она была привязана к столбу в сторону Кэт, и увидела, что она сделала то же самое.