Любовь оживает в саду под зимними вишнями
Шрифт:
После очередной ходки он приложился к горлышку Нарзана и поднял глаза вверх. Их взгляды пересеклись. Парень глотнул воды, помахал ей рукой и крикнул:
– Привет, красавица!
– И тебе здравствовать, - крикнула она в ответ и нырнула в комнату.
…Поздний звонок в дверь.
– Как водится, за солью, - улыбнулся белозубо, задорно.
– Проходи, соседушка, - посторонилась, впустила гостя. Дверь за его спиной тихо щелкнула.
– А родители не против, что после заката ребят привечаешь?
– Дед только у меня в живых
– Прости, - на миг погрустнел парень. – Сашей меня зовут.
– А я – Ника.
…Камушек по стеклу. Подскочила на постели, прильнула к окну. Выглянула.
– Сань, ты чего? – удивленным шепотом.
– Спускайся скорее – такая ночь сладкая. Звезды огромные, гляди, - закинул голову, улыбнулся по-чеширски.
– Спятил? – хихикнула мягко, рукой уже ища сарафан.
– Давай скорее, рассвет уже скоро.
Сладкий ночной воздух, будоражащий рецепторы, приятная прохлада, теплые прикосновения Сашкиной ладони – провел по руке, заглянул в глаза, а потом наклонился низко, глаза в глаза, дыхание мятное прямо в губы… Первый поцелуй. Волнующий, робкий, пьянящий…
…Прохладные простыни под спиной, мурашки по коже. Волнение сумасшедшее.
– Я буду осторожен милая, не бойся. Первый раз больно, но я постараюсь нежнее. Веришь мне?
– Верю.
…Пьянящий аромат кофе, весеннее солнышко за окном. Чистое небо.
Выбралась на кухню – сонная, с помятой ото сна кожей. Потянула носом, просыпаясь от легкой кофейной горчинки, и была притянута к твердому телу, поцелована.
– Милая, ты проснулась?
В ответ прищурила один глаз, кивнула.
– Очень важное спросить хочу, слушаешь?
– Конечно, - прокашлялась, глянула удивленно.
– Выйдешь за меня?
Обмерла на миг, а потом пискнула радостно.
– Да, Господи, конечно, да!
Она узнала бы его в миллионной толпе. Узнала бы с завязанными глазами – по запаху, по голосу. Лишь мельком глянув, узнала бы родинку над правой бровью, маленький шрам на подбородке. Глаза его ясные, прохладные, мятные губы.
Исчезли все звуки. Словно в вакууме, стояла по струнке и не могла отвести взгляда. Закаменела. Ногти впились в ладони до кровавых лунок на ладонях.
Сашка улыбался – незнакомо, холодно. Чуждо.
За годы разлуки он стал больше – рельеф мышц просматривался сквозь тонкую ткань белой рубашки. Лицо и манеры тоже стали другими – в глазах мелькал холод, движения казались плавными, слишком неторопливыми. Все это заметилось автоматически.
Ника закрыла глаза, мотнула головой, опять посмотрела. Это действительно он. Живой и здоровый. Обнимающий чужую женщину так властно, что всем понятно – они вместе. Ника сглотнула вязкий ком в горле, шевельнулась, отмерла. Замутило. Нашла глазами выход в коридор, где была дамская комната, поспешила.
В туалете было холодно и пусто. Пахло лавандой. От этого приторного аромата Нику затошнило еще больше. Пнула дверь в кабинку, глотнула воздуха и согнулась пополам. Рвало ее мучительно долго, горько. Шампанским и желчью.
Прислонилась лбом к холодному кафелю. Затрясло в ознобе. Прополоскала горло, задышала чаще.
Зазвонил мобильный, обеспокоенным голосом Марк поинтересовался, где она.
– Я в туалете, забери меня отсюда, - прошептала Ника и дала отбой.
И минуты не прошло, как он распахнул дверь.
– Что случилось? – обхватил ее лицо ладонями, заглянул в глаза.
– Уже можно домой? – вяло спросила Ника.
– Конечно, едем!
По пути к дому не сказала ни слова. Свернулась калачиком на заднем сидении, вдыхая запах дорогой кожаной обивки – слегка специфический, терпкий.
Не могла понять – как это все случилось? Как он выжил, как оказался в столице, почему не вернулся к ней, к дочке. Столько лет она оплакивала его, скорбела до кровавых ран, до язвенной боли. А Сашка… Невредимый, с бриллиантовыми запонками на рукавах, красавицей, повисшей на локте – жил припеваючи все это время. И ни весточки, ни полслова. Тот, кто в любви вечной клялся, кто на руках носить обещал, Иуда.
Снова замутило.
Марк вынес ее из машины на руках, усадил на кухне, налил ледяной воды в первую попавшуюся кружку. Выпила, не почувствовав температуры. Только зубы заломило.
– Лисичка, что с тобой? Вызвать врача? Скорую? – приложил ладонь ко лбу, потом губами прикоснулся. Измерил пульс, обеспокоенно выдохнул, потянулся к телефону.
– Не надо, - шевельнулась Ника. Мучили сомнения – рассказать Марку о Сашке, или не нужно?
– Да что такое? Руки ледяные, трясешься вся, а лоб – кипяток. Что ты услышала? Кто-то тебя обидел? – Марк выпрямился, но не отпустил ее рук.
И она решилась.
– Я не услышала, а увидела.
– Что - жестокое убийство?
– Хуже. Ожившего покойника.
– Объяснись, - заволновался, шагнул к ней снова.
– Марк, а может быть, ты знал? И ради этого меня потянул на этот банкет? – подняла на него глаза. Со стылыми слезами.
– О чем ты лепечешь? – разозлился он. Не знал. Не понимал в чем причина ее состояния. Это Нику немного успокоило. Было бы куда хуже, реши он сыграть на ее чувствах – мол, смотри, вот он – твой чертов муженек, со светлым образом которого ты все не можешь расстаться. А он жрет икру заморскую и запивает ее коллекционным виски. И плевать хотел на твои муки и на ребенка вашего. Трахает рыжую модельку и в экстазе на небеса возносится.
Но, все было не так плохо. Марк не знал, не причинял боли намеренно. Усмехнулась краешком губ, запустила руки в волосы, вынула жесткие шпильки.
Марк ждал ответа. Видела это по его упрямо сжатым губам. Хоть и ясно было – расслабился, глядя, как она оживает.
– Я увидела самого настоящего призрака. Своего мужа.
Услыхав такое, Марк окаменел. Как и она недавно, впрочем, отмер он гораздо быстрее.
– Ты же сказала, что он на войне погиб.
– Я так считала, но, видимо заблуждалась. Живой и здоровый он.