Любовь по науке, или на практику в другой мир
Шрифт:
— Подожди! Но даже будучи подростком, она должна была понимать, что мать защищала людей и погибла случайно! — возмутилась я.
— Видишь ли… — взгляд Гарона стал совсем мрачным. — Мы ведь не знаем, что произошло на самом деле. Никто не знает, как именно погибла Таратта. Возможно, ее действия действительно были завуалированным под самопожертвование самоубийством. Это вообще очень удобный и популярный вариант… Просто причиной была не безответная любовь, как подумала Лагерра в детстве, а червь сомнения, что мучительно долго подтачивал ее изнутри…
— Кошмар какой, если так… — прошептала я.
Представила себе эти бесконечные сомнения. Они приходят в полной мере не каждый день. Но никогда не
Все отравлено нерешенной дилеммой.
— Да, — серьезно кивнул Гарон. — Когда Лагерра совсем выросла, то поняла, что причиной могли быть сомнения, а не безответная любовь. Но к тому времени она уже вовсю ненавидела меня. За то, что на свете был дракон, который отравлял счастье ее матери и отца самим фактом своего существования. Мы с ней не были лично знакомы до тех пор, пока она не прибыла ко двору нашего Правителя. Там на некоем светском рауте мы с ней были представлены друг другу. Лагерра не показала вида, а я вежливо высказался, что имел честь знать ее родителей… А при следующей встрече на балу она при всех бросила мне в лицо ворох писем Таратты со словами, что если бы меня не было на свете, то ее мать была бы жива. Видимо, специально подготовила эффектный выход.
Гарон помолчал, потом в своем духе усмехнулся:
— Я не гордый, письма я поднял… И прочитал — позже, конечно. Лагерру же урезонили и даже велели извиниться. Она сделала это, чтобы не испортить отношения со всеми знатными свидетелями происшествия. Я принял извинения, какое-то время пытался наладить с ней отношения, объяснить все… Но все было бесполезно. Теперь она ненавидит меня еще и за тот позор, что пережила на балу, когда никто не поддержал ее. Не упускает случая уколоть меня и нагадить по мелочам.
— Кошмарная история, — я вздохнула. — В ней жалко всех. Просто всех. И всех можно понять — хотя лично мне сложно понять Лагерру в ее несправедливой ненависти. В общем…
— В общем — давай, наконец, выпьем, — улыбнулся Гарон. — История закончена. И надеюсь, она не в конец испортила тебе аппетит. Выпьем за понимание и узнавание. В любом случае теперь ты больше знаешь обо мне и, как сама сказала, можешь понять.
— Могу, — прямо поглядела я на него поверх бокала. — Теперь я лучше понимаю твои мотивы. Проводя Эксперимент, ты еще и исполняешь волю погибшей возлюбленной узнать «правильный ответ». И я… могу это понять.
Я опустила глаза. Гарон смотрел на меня через бокал, вино красиво сияло в приглушенном теплом свете ресторана, и его лицо казалось загадочным, невероятно мужественным и красивым. Мне не хотелось думать, что все это великолепие — не для меня.
Но… на самом деле его история в очередной раз свидетельствовала, что…
И тут он сказал:
— Можешь понять, но…
— Но что?
— Я имею в виду то, что повисло за кулисами твоей фразы. Ты по-человечески можешь понять мои мотивы. И даже уважаешь их. Но узнав предысторию целиком, ты утвердилась в мысли, что… ты не нужна мне сама по себе. Только как инструмент для доказательства моих выкладок. Так ведь? — он говорил спокойно, проницательно глядел на меня (профайлер несчастный!), но неизменная легкая усмешка была… горькой.
И тут во мне традиционно закипело.
— А что, скажешь — нет? — подняла глаза. — Более того! Ты настолько хочешь доказать свою правоту, проведя все необходимые научные процедуры, что даже не идешь на поводу у прекрасной возможности! У прекрасной возможности, что у тебя была — сразу выиграть отбор! Нет, ты хочешь, чтобы все было по науке, чтобы комар носа не подточил! И после этого все эти доказательства, это свидание… вся эта музыка… рвущая душу… Так лживо!
— Маша, остановись! Ты не все понимаешь!
— А что я не понимаю?! — я залпом осушила бокал, словно это была водка, а не вкуснейшее иномировое вино. — Скажи мне! Что такого я не понимаю, чтобы сделать другие выводы? Логика, Гарон, понимаешь ли, логика!
— Не понимаешь, что это было бы… опасно! — теперь уже Гарон начал кипятиться. Темные глаза разгорелись, гнев в них смешался с со страстью — это чувство не перепутаешь с другим. Мужчина словно бы обжигает, поглощает тебя глазами, затягивает в жаркий омут. И, несмотря на мой собственный гнев, по телу побежали сладкие, палящие мурашки.
— Думаешь, я не хочу этого?! — почти рявкнул он. Потом понизил голос до бархатного баритона: — Думаешь, я тогда… на скамейке не хотел положить всему этому конец? Не хотел прижать тебя, наконец, к груди, целовать, пока из твоей головы не выветрятся все сомнения и… глупые мысли… Думаешь, мне было легко просто так сидеть рядом с тобой в Серебристой роще… А потом подписаться на этот отбор вместо того, чтобы совершить то, о чем мечтает любой дракон — утащить свою любимую подальше и быть вместе в том пламени, что вечно жжет нас изнутри! Холить и любить… защищать и оберегать… Заботиться и обладать — да, обладать, проклятье — мы же драконы, Маша! Думаешь, так легко было держать себя в руках, да?! Нет, Маша… нелегко. Думаешь, я такой черствый сухарь, что только и думаю об Эксперименте и науке?! Да будь он проклят, этот Эксперимент! Я понял это, когда впервые увидел тебя, нелепо стоявшую в моем кабинете с клеткой в руке… Просто дай я волю своим чувствам и…
Он замолчал и сглотнул. Кстати, Гарон даже не подумал поставить полог тишины — настолько распалился. По мере его речи бархатный баритон все больше переходил в страстный и громкий огненный бас, и окружающие начали на нас оглядываться.
Меня же просто закрутило в вихре его слов. Мысли выветрились из головы, я жадно — и в тоже время испуганно — впитывала его слова. Жар, исходивший из дракона, словно бы пролетал над столом и жег меня прямо в сердце. Во все тело!
Во всю душу…
«Вот и выяснили отношения… — пронеслась растерянная одинокая мысль. — Вот и его признание! Как я хотела… Только что мне с этим делать… теперь?»
— Что «и»? — растерянно и хрипло прошептала я. Хрипло — потому что на глаза внезапно попросились слезы, и я тоже сглотнула.
— А то, что я боялся — и сейчас боюсь — что ты разделишь участь Таратты! Просто с другой стороны, — теперь его голос прозвучал ласково. — А этого я не могу допустить. Лучше я проиграю отбор, чем дам тебе так рисковать!
— Не поняла! — брякнула я в полном недоумении.
Гарон горько усмехнулся.
— Да, это неочевидно. Но… Таратта выбрала быть со своей истинной парой, отказавшись от дракона, которого любила. Она мучилась, сомневалась и, возможно, даже погибла из-за этого. Ведь такие сомнения расшатывают… душу и сознание. Величайшее бремя — выбор между двух равновеликих величин. Или когда непонятно, насколько они равны и «велики», а ты из-за этого и не можешь выбрать, — снова усмешка, полная боли. — И величайшая мука, когда потом сомневаешься в своем выборе. Ты прошептала «Кошмар…», когда я рассказал тебе о сомнениях Таратты. Так и есть. Это кошмар. И этот кошмар вполне может убить — в буквальном или переносном смысле. Но знаешь, почему еще она выбрала истинную пару? Потому что знала, что выбери она меня — и мучения от потери истинного, тоска по нему, даже чисто физическая тоска — будут еще ужаснее! Не знаю, были бы у нее сомнения или нет, но мучения были бы точно. Маша, пойми, я уверен в том, что наши с тобой чувства сильнее и важнее истинности…