Любовь по науке, или на практику в другой мир
Шрифт:
Причем, если Гарвер или Дренер, вероятно, не могли предложить мне этого из-за правила, что я не могу покидать Академию кроме как в сопровождении какого-то там крутого мага с научной степенью, то Гарон-то подходит под все эти требования! И не предложил… Опять же — паразит! Ведь как раз полет на драконе можно было бы считать оптимальным способом завоевания иномировой девушки!
В общем, Гарвер приятно удивил меня. И ни на мгновение он не терял собственного достоинства. Играл — с достоинством. Стоял — с достоинством. Смотрел на меня… жарко, передавая взглядом
В общем, от судей он, как и Мэйгар, получил шесть пятерок и одну четверку. На этот раз «засудил» Баурель, давно вошедший в состав Совета за интерес к Эксперименту. Наверное, бессмертный магистр просто хотел уравнять шансы своего сородича с шансами Гарвера.
А я подумала, что против победы Гарвера тоже ничего не имею. Свободный дракон был прекрасен во всем. И вообще… почему бы нет?
Следующим по «списку» был Дэрет.
Ну что я могу сказать… Как я и ожидала, с «технической» точки зрения его выступление оказалось самым слабым. Играл оборотень вполне неплохо, но на фоне выступивших прежде виртуозов выглядел бледно.
Но с точки зрения оригинальности он был неплох! Да и яркие чувства, звучавшие в выбранной мелодии, тронули душу.
Он сообщил, что это старинная песня, которую тэрины поют своим Избранным. И вначале пел акапелла, изредка ударяя по барабанам. В песне говорилось о страсти тэрин, воспевался жаркий нрав избранницы оборотня. Шла речь о лесах и стремительных прыжках, когда тэрин настигает добычу. Так же тэрин настигал свою оборотницу, но не чтобы ранить, а чтобы создать с ней самую крепкую пару и любить ее горячей любовью до скончания дней. Потом, когда песня почти закончилась, Дэрет взял что-то вроде саксофона («дуду», про которую говорил Дренер) и еще несколько минут наигрывал мелодию. Не очень хорошо, впрочем.
Ну что я могу сказать… Мне понравилось. Пока вообще не было выступления, которое не тронуло бы меня. А вот судьи были строги. Заметили все технические недочеты, и средний балл у Дэрета получился четыре.
Оборотень был недоволен, бросил взгляд на меня — мол, ты-то можешь потом подтянуть мои баллы. А проходя мимо Дренера, бросил:
— Еще посмотрим, кто здесь самый пропащий музыкант!
В общем, очередная подначка.
Но Дэрет ошибся. Дренер все же был принцем драконов и получил всестороннее аристократическое образование. Его выступление было нестандартным, пожалуй, даже, необычнее всех. И в чем-то очень близким мне.
Молодой дракон подошел к инструментам, открыто подмигнул мне, на мгновение обернулся к Гарверу и Гарону со змеиной улыбкой. И…
Сказал:
— Эта музыка для тебя, истинная Маша. Мне все равно, как остальные судьи ее оценят. И поймут ли, — и даже кинул на судей полный превосходства взгляд.
«Не выйдет, Дренер, — подумала я тогда. — Я уже знаю, что ты не высокомерный мажор, а вполне себе нормальный драконистый парень!»
А дальше происходило интересное. И я действительно оценила.
Дренер небрежно сыграл вступление на флейте, именно небрежно, просто, чтобы показать, что владеет этим инструментом. А потом взял барабанные палочки, устроился за ударной установкой и начал… творить волшебство.
Он играл на ударной установке так, что у всех захватило дух. Мне даже пришло в голову, что у молодых драконов, учащихся в Академии, есть своя группа. А Дренер в ней ударник.
Не знаю, как можно, используя лишь три комплекта палочек и ударную установку, передать столько всего! Музыка напоминала роковую композицию, такой интересный неагрессивный рок. В ней звучал и молодой задор, и радость полета (как у Гарвера), и желание защищать. Нежные нотки тоже иногда появлялись и были какими-то особенно западающими в душу.
Когда Дренер закончил играть, царило молчание. Видимо, судьи поразились степени оригинальности его выступления.
А когда они обрели дар речи и дар оценивания, Дренер, к моему удивлению, получил одни пятерки. Видимо, даже Баурель решил отдать должное нестандартному подходу и виртуозности исполнения.
А мне уже хотелось прикрыть лицо рукой и сказать: «Ой, все!». Хотела проучить их всех этим конкурсом. Вместо этого — они проучили меня. Выступили все здорово и удивительно цепляюще.
А последним, напомню, был Гарон.
Когда Дарбюр объявил его участие, он попросил пару минут на подготовку и принялся каким-то особенным образом переставлять инструменты. Не понимая, что происходит, сжав зубы, я внимательно наблюдала.
Потом он взял гитару и лениво (но очень хорошо) пробежался пальцами по струнам.
«Ага, второй взрослый дракон решил пойти по стопам первого», — с долей злорадства подумала я.
Хотя в глубине души мне уже совершенно не хотелось, чтобы он опозорился. Ведь где-то… мое сердце по-прежнему выбирало Гарона.
Но нет. Он не пошел по стопам Гарвера. Отложил гитару и так же небрежно пару раз ударил по установке. Наиграл пару нот на флейте… В общем, образование у Гарона явно не уступало дренерову.
А потом взялся за смычок.
«Неужели будет виолончель, как у Мэйгара», — удивилась я.
Но не тут-то было!
Он взмахнул смычком, как дирижерской палочкой и… сперва зазвучала флейта. Сама собой поднялась в воздух, из нее полилась мелодия, нежная и немного грустная. Еще взмах — и вступила виолончель, в мелодии возникли романтические, задумчивые ноты. Но в них — боль одиночества. Она читалась явно, словно была написана словами на бумаге.
Взмах — и уже духовые инструменты вступают в игру.
Мелодия становится ярче, сильнее. Теперь это уже полет — гордый, свободный, хоть и одинокий. И вдруг опять нежность — очень легкая, очень ласковая — совместное пение скрипки и флейты.
Инструменты играли сами, повинуясь легким взмахам «дирижерской палочки», как будто возле них сидели невидимые музыканты.
Я замерла. На глаза просились слезы.
Гарон был прекрасен. Лицо — невозмутимо, сам — полон достоинства. Дирижер невидимого оркестра. А музыка… В ней было все то, что я хотела услышать от него словами.