Любовь по-санкюлотски
Шрифт:
Поскольку только две женщины могли равноценно заменить в постели пылкую графиню, новыми избранницами герцога стали госпожа де Бюффон и англичанка госпожа Эллиотт.
Первая из них, урожденная Франсуаза-Маргарита Бувье де Серуа, называвшаяся Агнессой, вышла замуж за графа Луи де Бюффона, сына великого естествоиспытателя. Муженек ее был настолько глуп, что Ривероль назвал его «самой плохой главой из истории естествознания, написанной его отцом». Агнесса очень быстро покинула этого дурачка и стала доставлять удовольствия всем мужчинам, которые ее об этом вежливо просили.
Филипп Орлеанский приобрел для нее небольшой домик на улице Бле, куда стал ежедневно наведываться после обеда для того, чтобы отвлечься от политики.
Второй избраннице, Грейс-Долраймпл Эллиотт, было, как и Агнессе, двадцать лет. Белокурая, элегантная, остроумная, она обладала, помимо всего прочего, пламенным темпераментом, который очень подходил герцогу. Бывая в Монсо, она по нескольку раз в день скреблась в дверь комнаты герцога и просила его погасить пламя, полыхавшее у нее в потаенных частях тела. Филипп в ответ немедленно приглашал ее на канапе, радуясь случаю доказать этой прекрасной островитянке, что он отнюдь не был неприступен, как скала…
Но предпочтение он отдавал все же госпоже де Бюффон. Словно влюбленный школяр, герцог посылал ей любовные записки и осыпал ее подарками.
«Вы нежны и хрупки, как роза, – писал он ей. – В одном из ящиков стола, за которым я работаю, лежит прядь Ваших белокурых волос. Ваше очарование ни с чем не сравнимо…»
Очарование этой молодой женщины и в самом деле было столь велико, что оно захватило даже Марию-Аделаиду. Гордясь тем, что ее распутный муженек будет лежать в постели с такой изящной особой, герцогиня на коленях благодарила за это небо. Однажды она написала Филиппу такое вот любопытное письмо:
«Признаюсь Вам, что, узнав о Вашей связи с ней, я впала было в отчаяние. Зная Вашу неуемную фантазию, я испугалась и глубоко опечалилась, увидев, что Вы вступили в связь, которая может лишить меня Вашего доброго расположения. Поведение госпожи де Бюффон с того момента, когда Вы с ней сошлись, заставило меня, однако, усомниться в том, что мне о ней рассказывали. Я увидела, что она питает к Вам такую искреннюю привязанность и абсолютно не преследует никаких материальных интересов; кроме того, она так хорошо относится ко мне. И поэтому я не могу не интересоваться ею. Невозможно, чтобы тот, кто Вас по-настоящему любит, не имел прав на мое расположение. А посему она это право действительно имеет…»
Какая восхитительная жена!
В Вилле-Котре Филипп настолько скучал по госпоже де Бюффон, что вскоре направил к ней барона де Безенвиля.
– Скажите ей, чтобы она каким угодно путем прибыла сюда!
Спустя несколько дней, несмотря на категорический запрет короля поддерживать какие-либо сношения со ссыльным, Агнесса выехала из Парижа и, укрываясь от снегопада, отправилась в Нантей, где Филипп назначил ей свидание. Любовники были так рады тому, что снова видят друг друга, что, не стесняясь присутствия сопровождавших их лиц, «стали ласкать друг друга жадными руками». После чего они устремились в одну из комнат и бросились на большую кровать. Полученное ими при этом удовольствие было, видно, очень большим. Настолько большим, что, как рассказывал позднее один из слуг, «до самой ночи в доме раздавались сладострастные стоны»…
В течение пяти последовавших за тем месяцев госпожа де Бюффон раз в неделю приезжала к ссыльному герцогу, привозя ему в подарок свое гибкое молодое тело.
Утолив жажду любви, влюбленные усаживались у огня и обсуждали происшедшие за неделю события. Госпожа де Бюффон, желавшая, чтобы ее возлюбленный начал играть большую роль в политической жизни страны, подталкивала Филиппа к активным действиям. Более честолюбивая, нежели госпожа де Жанлис, она хотела, чтобы он прогнал Людовика XVI с трона Франции и сам занял его. По наивности своей она, словно тщеславная простушка, уже видела себя в Версале… Как-то она сказала Филиппу:
– Марию Антуанетту ненавидят, король – непопулярен. Франции нужна сильная личность. Вы должны занять то место, которое вам уготовлено Судьбой. Подайте только знак, и за вас поднимется весь Париж. Вспомните, как вас приветствовали 19 ноября, когда вы выступили против короля! Царствовать должны вы, а не он…
В ответ Филипп покачал головой:
– Может быть, вы и правы. Но увы! Вы ведь видите, в каком я нахожусь положении. Королеву ненавидят, король – непопулярен, но они продолжают удерживать власть в своих руках. Стоило мне произнести лишь слово, как я тут же попал в немилость и был отправлен в ссылку…
Пессимизм Филиппа напугал госпожу де Бюффон.
– Надо бороться, – сказала она. – Для того чтобы прогнать с трона Бурбонов, надо поднять народ, всем сердцем поддерживающий Орлеанский дом. Начните финансировать манифестации толпы, и двор сойдет с ума от страха. Сейчас ходят разговоры о том, что в скором времени будут созваны Генеральные штаты. Воспользуйтесь же этим и покажите вашу силу32.
Филипп пообещал, поскольку и сам мечтал о коронации в соборе Парижской Богоматери и возможности унизить Марию Антуанетту…
Из этого разговора, который донесли до нас многие историки и один автор мемуаров, ясно видно, какую роль играла Агнесса в жизни Филиппа Орлеанского. Некоторым хотелось бы представить белокурую графиню ничего не значившей женщиной, не склонной к интригам, лишенной всяческих амбиций. Но этот разговор позволяет разрешить все споры. Помимо всего прочего, и сам герцог довольно однозначно высказался по этому поводу в одном из писем, написанных в начале Революции:
«Я прошу Вас, – писал он своему корреспонденту, – ни в коем случае не показывать это письмо Агнессе, поскольку она исцарапает мне в кровь лицо, если узнает об этих моих сетованиях. Женщина эта – настоящая чертовка, она меня без конца подстегивает, и послушать ее, так я давно бы уже должен стать королем. Когда эти слабые создания вобьют себе в голову великие мысли, они становятся в сотню раз амбициозней, нежели мужчины. Их неспокойный характер не сдерживается зрелыми размышлениями, их пылкое воображение преодолевает все препятствия. Все падает перед ними ниц, а их тщеславие охватывает все королевство, как если бы это была какая-то игрушка. Им нравится только видеть, как исполняются их желания; для них желать значит действовать, действовать – добиваться. Действующие лица, место, время, пространство – все это для них ничто. Вот, поистине счастлив был прусский король, умевший обходиться без них»33.
В апреле 1788 года, после пяти месяцев ссылки, Филипп Орлеанский получил разрешение вернуться в Париж. Едва вернувшись в Пале-Рояль, он окружил себя надежными людьми и нанял в качестве «секретаря по особым поручениям» одного из самых дьявольских персонажей того времени – Пьера Шодерло де Лакло, такого же, как и сам герцог, масона и автора той самой книги «Опасные связи», которая за шесть лет до того вызвала большой скандал.
При поддержке этого полного амбиций человека Филипп стал подумывать о том, как бы ему сдержать обещание, данное прекрасной госпоже де Бюффон…