Любовь по требованию и без...

Ромм Дарина

– Срочно-срочно целуй, - жарко выдохнул мне в рот.

Нетерпеливо обнял мой затылок и дернул к себе, так что наши губы столкнулись. И началось волшебство.

Это был какой-то новый, неведомый мне уровень поцелуя. Один, разделившийся на множество. Множество, соединившееся в одно. Голова кружилась и весь мир вместе с ней. Тело плавилось, сердце стучало. И в висках билась только одна мысль: - «Так не бывает. Не со мной»

Я не знаю, кто из нас кого целовал. Кто жадно втягивал в свой рот чьи губы. Чей язык шарил во рту другого, задевая его язык

и наслаждаясь этим касанием.

Чьи руки нетерпеливо гуляли по чьему телу. Стискивали, гладили и снова тискали так, что в голове все время что-то красочно взрывалось.

Кто стонал, пытаясь закусить губы, чтобы это не было так откровенно. И кто смеялся над этими глупыми попытками. Ведь стоны все равно прорывались и, отражаясь от стен, хрустальными брызгами заполняли пространство.

Я почти улетела, когда он снова перевернул меня, нависнув сверху. Впечатался в мое тело, заполняя его до предела, до самой глубины, не оставляя места ничему, кроме себя. Распластывая меня под своим жарким, единственным способным растопить мой холод, телом.

Входя в меня в тягучем, томном ритме, от которого я начала дрожать и извиваться, выкрикивая какие-то ругательства и чего-то требуя. И все-таки улетая туда, откуда хочется вернуться только к нему одному, чтобы услышать жаркий шепот, ради которого стоит жить:

– Где же ты была раньше, моя Снежа…

Глава 43

Почему, когда тебя накрывает ощущением счастья, когда от эмоций распирает душу, рот словно что-то заклеивает и напрочь исчезают слова? Тело раскаляется и вот-вот взорвется невысказанным, а рот немеет... Почему?

Или это только у меня все так по-идиотски?

Я повернулась на бок, глядя на пустую подушку рядом – вот куда Эрик ушел? Глянул на меня глазами своими бездонными, так что в животе что-то дрогнуло. Поднялся с постели, натянул джинсы и молча вышел за дверь.

Я снова перекатилась на спину и уставилась в потолок – он ведь мне в любви сегодня ночью признался. И не один раз.

Когда просил поцеловать, сказал. И потом шептал нежности, когда я выгибалась от удовольствия в его руках. И когда молчал и просто смотрел так, что кожа мурашками покрывалась, тоже говорил, что любит.

И ждал, что я хоть что-то отвечу. А я ничего не смогла с собой поделать… Идиотка ненормальная. Клиническая сумасшедшая.

В животе начало противно тянуть ощущением подступающей катастрофы. Вот с чего бы? Я ведь ему ничего не должна. Никаких слов...

Мы просто просыпаемся каждое утро в одной постели. Это ни о чем. А те сладкие воспоминания, что приходят ко мне из прошлого, в прошлом и должны остаться – Эрик мне тоже ничего не должен.

Меня вдруг накрыли отголоски минувшей ночи: навалившаяся тяжесть его тела, мои стоны, вздохи. Его руки на моей коже и его неповторимый запах, который хочется без конца втягивать в себя. И опять зазвучал в ушах шепот, от которого у меня все переворачивалось внутри, и начинало трясти, как в лихорадке.

Чтобы

унять нахлынувшее смятение поднялась и пошла в душ, хотя ужасно жаль было смывать с себя запах Эрика.

Стоя под упругими струями, все никак не могла успокоиться, перебирая каждое слово, прозвучавшее недавно. И не прозвучавшее тоже.

Что бы я сказала Эрику, если бы мой рот не заклеился невидимым пластырем, не позволившим произнести хоть звук?

Что я люблю его? Нет, не сказала бы. Потому что это не так. Я не умею любить, отучилась. А может никогда и не умела.

Что хочу провести с ним рядом остаток жизни, варить ему кофе по утрам и рожать детишек? Тоже мимо.

Что я могла бы ему сказать? Только то, что хочу просыпаться с ним каждое утро в одной постели. Смотреть на его заспанное лицо и прижиматься к жаркому телу. Слушать, как он хрипло шепчет мне слова утреннего приветствия. Больше ничего, только это.

Но это не то, что ему нужно. Почему-то я знала это точно.

Я еще долго стояла под горячими струями, смывающими соленые капли с моего лица. И жалея, что не придумано таких технологий, что позволили бы взять, и написать свою жизнь заново...

В кухне сидел Сашка и, спокойно откинувшись на стуле, пил чай. Увидев меня в халате и полосатых вязаных носках, усмехнулся:

– Привет, сестренка. Отлично выглядишь – милая такая, уютная. Как на тебя жизнь с Раевским благотворно влияет – еще чуть-чуть и домашним хозяйством начнешь заниматься, как нормальная баба.

– И тебе не хворать, - буркнула я, с грохотом ставя на плиту турку. – Когда свалишь отсюда?

– Я же тебе сказал – мне жить негде. Гостиницы я не люблю. Друзей у меня тут не осталось. Сестра родная к себе в гости не зовет, - он оскалил зубы в улыбке. – Да и тебя кому-то охранять надо.

– Я что, государственная граница, чтобы меня охранять? – я задумчиво смотрела на турку – две порции варить, или одну. – Эрик где?

– Так уехал, - Сашка развел руками и дурашливым голосом добавил: - Выскочил из вашей спаленки злой, как черт. Прыгнул в машину и свалил. Не удовлетворила ты его по-женски, а, Снежанка?

– Пошел нахрен, - я сцепила пальцы, и зажмурилась, чтобы не вылить с размаху воду из турки ему на голову. Не факт, что успела бы сделать это раньше, чем он скрутит меня. Но попробовать было бы приятно.

Вот куда этот придурок небритый свалил?

– Снежан, давай спокойно поговорим, а? – Сашка поднялся и теперь возвышался у меня за спиной.

– О чем мне с тобой разговаривать? О том, как ты наших родителей убил?

– Да кто тебе сказал такую фуйню, Снежан? – мне показалось, или в его голосе зазвучала растерянность.

– Нет, ты, конечно, не сам это сделал. Не твой это уровень - руки пачкать. Но ты ведь знал, что отца собираются убрать. И знал, кто это должен сделать.

Я резко крутнулась и уставилась в его глаза, так похожие на мои – серые, удлиненные к вискам, не похожие ни на мамины, ни на отцовские. Мама говорила, что у ее бабушки были такие глаза.