Любовь под развесистой клюквой
Шрифт:
– Это так, мое личное, – отмахнулась Тоня и постаралась легко, бабочкой, выпорхнуть из машины.
– Ой, ну просто птичка! – немедленно поддел ее Глеб. – И главное – летит вперед! Можно подумать, знает, куда нужно! Цесарка, ей-богу!
– Еще слово скажешь? – зашипела на него Тоня.
Землянин хохотнул, в два прыжка перегнал спутницу и взлетел на первый этаж.
Он остановился возле невзрачной двери – Тоня ни за что бы не подумала, что где-то здесь проживает видный хореограф, а уж когда дверь открылась и на пороге появилась толстая, раза в два толще самой Тони, тетка
– Здрассьте, – быстренько поздоровался он и втолкнул Тоню в прихожую.
Тоня решила замаскировать свое смущение и соврать, что известного хореографа узнала с первого взгляда.
– Здравствуйте, – медленно произнесла она и трепетно прижала руку к сердцу. – Я очарована вашими танцами!
Глеб вытаращил глаза и раза два отчетливо кашлянул. Тоня, ободренная такой его поддержкой, рассыпалась в похвалах!
– Помню, еще совсем девочкой я бегала смотреть, как вы танцуете, и была покорена! Околдована! Я потом ночей спать не могла!
– Вы знаете, я тоже, – неожиданно раздалось из комнаты, и к ним навстречу вышла худенькая, сухонькая женщина. Темное строгое платье облегало стройную фигуру, а на шее смягчал тона легкий шарфик нежного желтого цвета. Шарфик не только сглаживал строгость тонов, но еще и весьма ловко прятал от глаз немолодую шею. И все смотрелось настолько продуманно, стильно, изумительно, что, несмотря на преклонный возраст, этого человека никак нельзя было назвать старушкой – прямая спина, гордая посадка головы, холеные тонкие руки, прекрасно уложенная прическа, каблуки.
– Добрый вечер, – прошелестела Тоня.
– Вы знаете, – скорбно произнесла женщина. – Зоя у меня работает уже лет двадцать и такая мастерица! Не знаю, что бы я без нее делала. Она у меня в доме – царица! Умеет все! И варить, и печь, и солить, и убирает до стерильности. Даже стирает и то с какими-то придумками – чтобы ни пятен тебе, ни полинявших вещей, и все изумительно белое! Но вот танцевать... Зоенька ни одного раза в жизни в ладоши не хлопнула, чтобы в такт попасть. И я, представьте, тоже по первости ночей из-за этого не спала, так хотела ее приобщить к любимому мной искусству. Только недавно успокоилась. Думаю, и на что ей танцы? А оказывается, она и вас покоя лишила?
Сама Зоенька стояла тут же и только изумленно хлопала глазищами – и кто это подглядел, как она у себя в деревне топотала на свадьбе родного брата (единственный раз, когда не смогла удержаться от пляски, и то по причине сильного подпития)?
Тоня безнадежно краснела и не знала, как выпутаться из неловкого положения. Спас Глеб:
– Елизавета Аристарховна, мы пришли. С Тоней. Я вам про нее говорил.
– Да-да, помню. Тонечка, проходите в комнату, там нам будет удобнее.
Тонечка с облегчением выдохнула и вслед за Глебом прошла в гостиную. Просторная гостиная поразила своей пустотой. Таких здоровенных комнат Тоне видеть еще не приходилось, здесь бы свободно поместилась вся ее двушка. И на этом просторе находился лишь длинный полукруглый диван необычайно красивой формы, стеклянная тумбочка для телевизора и музыкальной техники, маленький столик да полочка с цветами. Остальное же место пустовало. Зато приличную часть стены занимало здоровенное зеркало, и еще присутствовало большое количество картин.
– Садитесь. Итак, – начала женщина, – вы, Тонечка, хотели бы заниматься бальными танцами, правильно я поняла?
После того, что Елизавета Аристарховна наговорила про свою замечательную горничную, у Тони язык не поворачивался просить об уроках – она-то, Тоня, уж точно лишит несчастного хореографа сна до конца жизни!
Но женщина наседала.
– Как серьезно вы хотите заниматься?
– Да мне знаете как? – стушевалась Тоня и махнула рукой. – Мне так... немножко... чтобы только, знаете, два прихлопа, три прихлопа...
– Ну да, – ухмыльнулся Глеб. – Чтобы в городском конкурсе первое место занять, и все.
Елизавета Аристарховна, будто черепаха, так далеко вытянула голову вперед, что стала отчетливо видна морщинистая шея. Тоне даже показалось, что за один миг морщин стало в два раза больше.
– Первое? – как-то беспомощно спросила она и сразу стала похожа на старушку.
– Не обязательно первое, куда мне, я ж понимаю, – горько вздохнула Тоня. – Да и вообще, зачем мне теперь танцы-то?
Ее упадническое настроение встряхнуло бывшего хореографа, вероятно, она посчитала себя виноватой в том, что погубила надежду в еще, в общем-то, не старой женщине, а жизнь без танцев... Господи! Да разве ж это жизнь?!
– Когда конкурс? – решительно спросила она.
– Когда? – взглянул Глеб на Тоню.
– В конце года, – мышью пискнула та.
– Получается... через три месяца, – подсчитала в уме Елизавета Аристарховна.
– Да мы успеем! – ободрил ее Глеб. – Я вот лично сам по телевизору видел – там совсем неумех учили танцевать за два месяца. А у нас все же три!
– Не забывайте, молодые люди, – строго прервала его дама. – Нам только полгода вес сгонять нужно.
При этих словах Тоня и вовсе пожалела, что на свет появилась.
– А зачем? – искренне изумился Глеб. – Нам не надо! У нее... ну, все же на месте!
– И причем в избытке, – рассматривала фигуру будущей ученицы педагог, – Вот что, Глебушка, сбегай-ка к в магазин, купи шоколаду, Зоя пока чай поставит.
– Но как же? – залепетала Тоня. – Вы сами говорите, мне надо вес сгонять, а шоколад...
– А шоколад буду есть я. Ты с сегодняшнего дня начинаешь вырабатывать в себе силу воли. Глеб! Ты идешь?
Глеб унесся, и Тоня осталась один на один с этой непростой женщиной.
– Вы знаете, – бесстрашно начала Тоня, – я слышала, что нужно уметь полюбить себя такой, какая есть.
– Дорогая, признайтесь, а что вам мешает любить себя более стройную? – невозмутимо спросила хозяйка. – Поверьте мне, так любовь возникнет гораздо быстрее. Ну что же мы сидим? Давайте приступим.
И они приступили. Для начала Елизавета Аристарховна включила быструю музыку и попросила Тоню потанцевать, представив, будто она в кругу родственников отмечает день рождения.
– Не забывайте, вы наверняка выпили шампанского, и ваши движения нисколько не скованы! Не робейте же, ну!