Любовь под развесистой клюквой
Шрифт:
В двери уже настойчиво долбилась Клава.
– Открой немедленно! Это свинство! Ты прекрасно знаешь, что нам надо подбирать музыку к танцам! У нас концерт! А ты орешь! Можно помолчать хотя бы раз в месяц?! Хотя бы немного, пока мы здесь живем. Геннадий! Заткни ей рот!!!
Тоня вышла из комнаты, уперла руки в бока и странно улыбнулась:
– Тебе не нравится, что я по телефону ору? Неудобство причиняю, да?
– В некотором роде, – насторожилась Клавочка.
– А я подскажу тебе, что нужно сделать, – вздернула брови Тоня. – Немедленно собирать вещички и мотать отсюда, пока
Клавдия растерянно хлопнула ресницами и завопила:
– Геннадий! Ты слышал, что она вытворяет? Скажи же ей, что это и твоя квартира тоже! Что мы можем претендовать на...
– Нет, миленькая моя, ничего тебе Геннадий не скажет! – хищно оскалилась Тоня. – Он здесь даже не прописан!
– Как? – вытаращилась Клава.
– А вот так. Геночка очень боялся, что его матушка помрет, а ее квартира отойдет государству, ну и прописался там, у матушки своей. А старушка еще оч-чень недурно себя чувствует. Так что... Да какие проблемы? У вас же есть жилплощадь – твоя квартира! Вот и шуруйте туда!
– Но мы хотели продать Генину долю и завести свой бизнес! – топнула ножкой Лалочка. – Не должен же Генаша всю жизнь ковыряться в унитазах и сливных бачках!
– Это ваши проблемы, сегодня же собирайте вещи, и если завтра вы будете здесь... Гена! Ты же не хочешь иметь дело с моим братом?
Гена, видимо, не хотел, потому что они выключили музыку и обиженно удалились в свою комнату. И там, похоже, Генаша определялся, к какому берегу примкнуть, из-за двери то и дело доносились вопли нежной и трепетной Лалочки:
– Да она уже сто раз наставила тебе рога!
– Я тебя умоляю, где ты разглядел свою семью?! У Тоньки другой мужик, неужели ты не видишь?!
– Довыпендриваешься, Гена! Я сама тебя брошу, и тогда ты вообще останешься ни с чем! Не забывай, ты здесь даже не прописан!
Тоня дождалась Аришку и, хитро блестя глазами, предложила:
– Дочь, а пойдем в кафе.
– Что, есть повод? – так же хитро щурясь, спросила Аришка.
– Еще какой! Я не приготовила тебе ужин! – рассмеялась Тоня.
Девчонка насупила бровки и осуждающе покачала головой:
– Чувствую, мать, у нас грядут большие перемены. Похоже, мне придется идти в кулинарный, а то кто ж нам готовить будет? Да и папаня с Клавкой скоро ногой дрыгнуть не смогут. А еще говорят, что любовь – не гиблое дело!
Они просидели в кафе часа три, и Тоня, что смогла, рассказала дочери.
Потом потупилась и произнесла:
– Не знаю, Ариша, может, и зря я так... как в омут с головой.
– А туда по-другому никак, – по-взрослому вздохнула девчонка. – И потом, чего зря-то? Ты хоть отца на место поставила! Ну сколько ж можно из тебя домработницу делать? И ладно бы только для себя, но на кой черт он к нам еще эту нахлебницу приволок?!
– Ариша, а ты недобрая, – грустно удивилась мать.
– Ма, я просто справедливая. Сама ни у кого на шее сидеть не хочу, но и другим не позволю. Или надо не так?
Когда мать и дочь вернулись домой, чета танцоров уже мирно храпела.
– Раньше это была моя комната, – печально вздохнула девочка.
– С завтрашнего дня она опять станет твоей, – пообещала Тоня. – А сейчас – ко мне и спать!
Завтра Глеб уезжал, но сегодня он разбудил Тоню звонком с самого утра и весело произнес в трубку:
– Ну сколько ж можно спать? Я ее тут возле подъезда жду-жду! Ты что, неужели еще не собрана?
Конечно, она только от его звонка разлепила очи, но ответила бодро:
– Да я уже смотрю в окно, смотрю – куда ты запропастился? Прямо, такой необязательный!
Глеб весело хохотнул и бросил:
– Тебе на сборы десять минут, постарайся успеть. Да! И каблуков с рюшами не надо!
– У меня и нет каблуков, чтобы в рюшах, – ответила Тоня, торопливо напяливая джинсы.
Конечно, по Тониному мнению, он должен был показать ей свою квартиру, но у него планы были несколько другие.
– Поедем в лес, хочешь?
Еще бы она не хотела! Да она с ним хоть в тайгу! Хоть на крайний полюс! Хоть к медведю в берлогу! Хоть в загс! М-да, и чего-то он все не туда зовет!
Лес в эту пору был прекрасен! Если честно, то Тоню устроило бы и болото, лишь бы рядом с Глебом, но они остановились возле светлой поляны, вокруг которой, точно в хороводе, стояли молоденькие елочки и стройные березки. Так и хотелось взять холст и попробовать себя в художестве!
Из машины доносилась музыка, а два взрослых человека бродили между берез и не знали, как сказать друг другу самые важные слова. Хотя оба думали об одном и том же. А может быть, Тоне только казалось, что Глеб думает так же. Потому что как раз в тот миг, когда она мечтала, как он подойдет к ней, нежно положит руки на плечи и со слезой в голосе произнесет слова любви, в нее неожиданно полетела охапка желтых и красных листьев.
– Ты чего?! – в недоумении вытаращила она глаза.
– Осень! – крикнул Глеб. – Листопад!
– Так все правильно, лето-то кончилось, – мудро рассудила Тоня. И даже собралась добавить, что после наступит зима, чтоб готовился. Но в нее снова полетели листья. – Нет! Ты так и собираешься драться?! Тогда...
Она быстро наклонилась, схватила листья, и он не успел увернуться.
– Ух ты кака-а-ая! А прикидывалась... Белоснежкой! Ну смотри...
Они устроили нешуточный бой. И Глеб только успевал кричать: «Шишки не бери! Не кидайся шишками, синяки будут!»
Потом он тихо, осторожно снимал губами листья с ее волос. Она уткнулась в Глебову куртку и пьянела от его запаха, а он говорил, что больше без нее не может и что им обязательно надо быть вместе. И вот когда он вернется, то сразу же возьмется за переезд, потому что жить они должны у него, вот так он решил. Большая семья: мать Глеба, сам Глеб, Тоня, Оська. И Аришка, кстати. Оська уже ему все уши о ней прожужжал. И жить они станут очень дружно. Тоня будет заниматься семьей и ждать любимого с работы. А Глеб обеспечит их финансовый комфорт. И пусть она ничего не боится, потому что он уже сейчас знает наверняка, что Тоня и его мама станут ближайшими подружками! А самое главное, какое счастье, что они, Тоня и Глеб, встретились, и какие они были дураки, что не нашли друг друга еще лет двадцать назад!