Любовь после никогда

Кингсли Мелани

— Залезай, Лейла, — рычит он.

— Не надо из-за этого заморачиваться, — я открываю пассажирскую дверь, но не решаюсь залезть внутрь. — Может такое отношение, Габриэль.

Я произношу его имя с ядом, и он оглядывается по сторонам, убеждаясь, что никто не находится достаточно близко, чтобы услышать его настоящее имя.

— Я папочка Тор, когда бы мы ни были здесь. А теперь садись. Хватит трахаться.

Я без колебаний подчиняюсь его мрачному приказу, показывая на данный момент больше своих рук, чем следовало бы, и зная, что это плохая идея.

Он видит, как влияет на меня, и мы оба это знаем. По крайней мере, в клубе вокруг есть люди и тонкий барьер, который не дает нам подойти слишком близко друг к другу. Пересекая слишком много линий в поисках ответов.

Одна в машине с мужчиной… кто знает, что я сделаю? Или как он ответит?

Неважно, доверяю я себе или нет. Дверь со щелчком закрывается за моей спиной, замок открывается прежде, чем я пристегиваю ремень безопасности на груди.

Сегодня вечером он одет в еще один черно-черный ансамбль, и в сочетании со своими растрепанными волосами и едва подстриженным загривком на лице он хорошо играет свою роль. Господи. Мужчина восхитительно выглядит. Он как нечто сотворенное из дикой поллюции и созданное специально для того, чтобы проникнуть мне под кожу.

Я никогда не думала, что меня привлекут психопаты, тем более те, кто наслаждается доминированием. И все же мы здесь.

Моя кожа становится еще напряженнее, горячее костра, когда Габриэль отъезжает от обочины и мчится по улице, открывая мне восхитительный вид на его профиль. Для него свет загорается зеленым, еще одно чудо. Никто из нас не говорит.

Что я здесь делаю? Правда?

Если у него нет для меня зацепки и все это всего лишь игра, то оставаться с ним наедине — еще более глупая идея, чем я думала.

Я пристегиваюсь ремнем безопасности.

Теперь выхода из этого нет.

Щетина на его челюсти — это новое дополнение, думаю я, украдкой изучая его краем глаза. Он выглядит грубее, чем я помню с тех пор, как мы в последний раз были так близко. Воротник его пальто — почему он носит пальто, если в нем такая влажность? — скрывает от глаз большую часть татуировок на шее. Эти яркие зеленые глаза полностью сосредоточены на дороге впереди, и он не отпускает мертвую хватку на руле.

Тишина меня нервирует. Напряжение в машине нарастает с каждой милей, пока у меня не перехватывает горло.

Слишком многие части меня покалывают от того, что я так близко к нему и заперта в стальной тюрьме внедорожника. Моя нога грозит подпрыгнуть; Я хлопаю рукой, чтобы убедиться, что она остается на месте.

Это самое близкое к ощущению жизни чувство, которое я когда-либо чувствовала за долгое время. Слишком долго.

Габриэль продолжает вести машину, и единственная логическая часть меня задается вопросом, имеет ли он в виду пункт назначения или ездит кругами, чтобы напугать меня.

— Итак, — начинаю я, первая сломавшейся. Он не посмотрит на меня. — Хочешь рассказать мне о своем последнем убийстве? Или мне просто арестовать тебя сейчас? Возможно,

будет весело попытаться получить от тебя ответы. Зависит от того, насколько сильно я хочу отплатить тебе за сотрясение мозга.

— Разве ты, как детектив, не должна знать, что нельзя позволить убийце переместить тебя в другое место? — он отбрасывает назад.

Ох. Дерьмо. Его голос — это рябь чистого ощущения по моей коже, и я чувствую это внутри. В скрытом месте, куда никто еще не хотел погружаться настолько глубоко, чтобы его обнаружить. Даже я.

Моё запястье нервно дергается, и я скрываю это движение, заправляя свисающую прядь волос за ухо.

Поскольку он отказывается смотреть на меня, я делаю то же самое, глядя в окно, когда небо темнеет, а здания сливаются в массу металла и стекла. — Если бы ты хотел, чтобы я умерла, я думаю, я бы уже была мертва. Если только ты не хочешь сначала поиграть со своими игрушками, — отвечаю я.

— Я знаю. Но с тобой нечего играть, дорогая, — он гримасничает. — Извини за сотрясение мозга.

Я делаю паузу, чтобы откашляться, прежде чем сказать что-нибудь нелепое. — О чем это?

— Кому ты рассказываешь.

— Кажется, мы оба чего-то хотим друг от друга. Иначе ты бы не стал искать меня в клубе, — я рискую еще раз взглянуть на него. — Ты искал меня. Не так ли?

— Я мог бы сказать то же самое, — мурлычет он.

Мне нужна информация об убийствах проституток. Не только потому, что мне поручено это дело, но и потому, что сбор информации, оставшихся мелких улик и деталей отвлекает меня от моей собственной ерунды. Вся эта чушь — такая же часть моей психики, как и моя генетическая структура.

Не говоря уже о зажигалке.

Чертова зажигалка, найденная у нашей четвертой жертвы, такая же, как та, которую Блэквелл отобрал у меня.

Связь между нашей мертвой женщиной и Бродериком Стивенсом.

С тем же символом, вытатуированным на спине Габриэля Блэквелла.

— Как насчет того, чтобы рассказать мне больше о том, чем ты занимаешься? — я давлю, засовывая руки под ноги. — Как ты попал в дело смерти?

Его губы представляют собой тонкую твердую линию, взгляд прикрыт, все черные волосы взлохмачены и скрывают половину профиля. С таким же успехом я могла бы поговорить с кирпичной стеной.

— Тебе это нравится? Убийство? Получаешь ли ты удовольствие, помечая своих жертв перед тем, как покончить с ними, или ты всего лишь дрессированная обезьяна, делающая то, что говорит тебе хозяин?

Мышца на его челюсти дергается, но в остальном Габриэль ничего не выдает.

— Пальцы начнут указывать на тебя, если станет известно о зажигалке, — говорю я. И это, наконец, вызывает у него реакцию. Ну, сжатие челюстей, но всё же. — Да, это так. Зажигалка Синдиката черного рынка. Твоя визитная карточка. Мертвые проститутки отмечены в твоем стиле. Не думай, что я не заметила. Вот почему ты хотел поговорить со мной, верно? Я не буду единственной, кто это поймет. Если ты дадишь мне ответы сейчас, возможно, я смогу…