Любовь приходит в черном
Шрифт:
А как здорово было бы перед смертью — с ними двумя! Две пары рук ласкают тебя, один целует губы, другой — грудь…
Задышав неровно, она мотнула головой. Нет, фантастика. Они не потерпят друг друга рядом и даже мысли такой ей не простят. Но до чего же фантазии о запретном… Не греют, нет — но бодрят.
Договорились сначала прогулять эстонок по «Мандарину», затем выманить на парковку, где все и решится. Ровно в три дня все станет ясно. И останется четыре часа до семи, когда сработает портал, — на случай, если что-то пойдет не так.
Когда они вышли
— У меня все нормально, еду домой.
Она и правда собиралась домой — там осталась Мисска, если бы не кошка, Марина напросилась бы переночевать у девчонок. Из-за недосыпа два дня слились в одни бесконечные сутки. Марина положила телефон в бардачок, захлопнула дверцу и сунула руки в карманы.
— Я на метро, можете меня не провожать, — усмехнулся Артур. — Марина, спасибо за убежище, но не буду тебя подставлять, поэтому переберусь в другое место, надежное. Связь — по Сети. На крайний случай у меня теперь есть номер Яна.
Он растворился в полумраке, подсвеченном оранжевыми фонарями. Некоторое время в толпе людей, спешащих к метро, мелькал его белый шарф, потом Марина жадно вглядывалась в прохожих, понимая, что ее прошлое уходит навсегда.
Ян обнял Марину за плечи:
— Не хочу чтобы ты сегодня ночевала одна.
— Но тебе же надо…
— Это не будет смотреться подозрительным, они все знают о нас. Сначала мы выспимся, а завтра начнем действовать. Не хочешь звать меня к себе — поедем ко мне, да хоть в гостиницу, но одну я тебя сейчас не оставлю.
Марина прильнула к нему.
— Еще как хочу. Просто… да. Поехали, но ты — за руль, а то я нас угроблю.
— Нет проблем, я потом заберу свою машину.
Дальнейшее Марина воспринимала смутно: она устроилась на заднем сиденье и не то чтобы вырубилась, но впала в полузабытье. Свет фонарей мелькал огнями стробоскопа, ревели проезжающие мимо автомобили. Машина вздрагивала, когда колесо попадало в выбоину или трещину, Марину подбрасывало, и в голове появлялась одинокая мысль, например, правильно ли она сделала, доверившись Яну. Может, он обманывает. Тогда до завтра Марина не доживет, скорее всего даже до дома не доедет… Потом вспоминалось, как делалось спокойно, стоило Яну появиться. Нет, все правильно. Правда, Артур… Артур явно не против начать все сначала. И до сих пор что-то в груди шевелится при мысли о нем.
Секс с ним был лучше.
Или не был, а так казалось из-за опьянения любовью? Говорят, когда принимаешь наркотики, чувствительность обостряется, и любой секс кажется головокружительным. Дело не в партнере, а в измененном сознании.
Марина заворочалась на сиденье, пытаясь устроиться поудобнее, и чуть не упала.
— Не буянь, — рассмеялся Ян, — почти приехали.
Он сбавил скорость, автомобиль несколько раз свернул — Ян заехал во двор, потом остановился. Марина позавидовала его опыту: сама она парковалась долго, нудно, и ладони от стыда потели. У Яна же это получилось моментально.
— Идем?
— Я сплю, — пробормотала она.
Встать не было сил. В конце концов, почему бы не поспать в машине?
— Ключи где…
Голос она слышала, но ответить уже не могла. И глаза открыть
— Ага, нашел. Ну-с, спящая красавица, будить тебя поцелуем негуманно, будем транспортировать это прекрасное тело в теплую постель.
Теплые руки коснулись ее — и Марина заснула окончательно.
Ей снился лишенный страха и боли мир, прекрасные люди с одухотворенными лицами, сосредоточенные на познании и искусстве, живущие вечно. Подсознание услужливо рисовало башни из стекла, гармонично вписанные в девственные пейзажи; разноцветные жучки флаеров в чистом небе; невесомые, проложенные в воздухе ленты дорог, по которым бесшумно скользили автомобили…
Марина оказалась в городе, полном света и тепла. Здесь было очень зелено, по стеклянным стенам взбирался дикий виноград. Она двинулась по улице, больше похожей на газон, на перезвон струй, и вскоре вышла к небольшому фонтану, у которого резвились пятеро детей — две девочки и мальчишки.
— О, вы, наверное, новенькая! — обрадовалась воспитательница или няня, затянутая в белый комбинезон женщина с молодым лицом, седыми волосами и глазами вечного существа. — Вас удивляют детки в Эдеме? Их немного, и они — наша радость. А я буду вас сопровождать, я покажу вам наш мир…
Женщина взяла ее за руку, заглянула в глаза и ласково улыбнулась.
Марина проснулась. На улице все еще было темно. Ян не задернул шторы, и в окно светил фонарь, сердце бешено колотилось — до прикосновения седой незнакомки сон был благостным, но дружеский жест вечного существа заставил Марину пробудиться. Почему-то она не сомневалась, что видела настоящий Эдем, точнее, мир из воспоминаний Артура. Этот сон — его подарок.
Сказка Реальность, куда никогда не попасть обычному человеку. Здесь, в мире, обреченном на страдания, зарождается новый день. Возможно, последний день ее жизни.
Миллиарды людей пробуждаются, собираясь на работу. Машут ручонками дети, не желающие идти в сад, сонно зевают школьники и студенты…
Стоп. Нет! Сегодня же воскресенье — день, когда можно побыть счастливым, понежиться в постели.
Да, создатели лишили людей бессмертия, и вся жизнь уподобилась гонке со смертью. Но так ли несчастны люди? Подарит ли бессмертие радость? Ведь счастье будет лишь там, где возможна потеря, мы дорожим лишь тем, что можем потерять, и когда останавливаемся, презрев вечную гонку, и поворачиваем лицо к небу, начинаем жадно хватать воздух, не в силах надышаться.
Мы ценим искренность, дорожим мгновением, гоняемся за птицей счастья. Именно страх опоздать делает нас живыми.
Можно ли назвать живыми эстонок и Главного?
Артур постоянно ходит по лезвию. Наверное, только благодаря этому он и не утрачивает сходство с человеком.
А я… Чего хочу я? Такого… Чтобы сказать: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно».
Рядом посапывал Ян. Марина повернулась на левый бок, лицом к нему. Как настоящий джентльмен, Ян спал под отдельным одеялом, точнее, за неимением такового, под покрывалом. Голова его покоилась на сгибе локтя, и лицо во сне оставалось подвижным, беспокойным: Ян хмурился, между бровей залегла тонкая складка, ноздри раздувались, будто его обуревала злость, а губы были сжаты в ниточку.