Любовь против правил
Шрифт:
— Подождите, — остановила ее Хелена. — Это правда, то, что я слышала? Миссис Энглвуд вернулась в Англию?
Милли, стараясь не замечать боль, разрывавшую грудь, кивнула:
— Фиц собирается нанести ей визит сегодня днем. Знаменательный день для них, не правда ли?
— Могу себе представить. — Вопрос в глазах Хелены, однако, относился не к Фицу, а к Милли.
Милли никогда не проявляла собственнических чувств и отличалась крайней сдержанностью, считая недопустимым бурное проявление эмоций. Ее невозмутимо спокойный подход к своему браку должен был бы убедить всех,
Наверное, безответная любовь витала, словно призрак, в этом доме — нечто незримое, таинственное, непостижимое. Проблеск во тьме, легкая тень под солнцем.
Милли похлопала Хелену по руке и удалилась.
Сад возродился к жизни.
Трава была зеленой, как на берегу реки, деревья высокие и тенистые. Птицы щебетали в ветвях, мирно журчала вода в фонтане. В углу сада пышно цвели багровые гортензии. Каждое крупное яркое соцветие выглядело словно букет.
«Заведи сад, — наставляла миссис Грейвз Милли на ее свадьбе. — Сад и скамейку».
Милли провела пальцами по планкам скамьи. Она была простой, но удобной, сколоченной из дуба и покрытой светло-коричневым лаком. Эта скамья не имела к ней отношения. Она стояла здесь все то время, что Милли была женой Фица. Но в Хенли-Парке имелась почти точная ее копия, которую Фиц несколько лет назад подарил жене в знак своего расположения.
И она увидела в этом знак надежды. Какая глупость.
— Я так и подумал, что вы окажетесь здесь, — сказал ее муж.
Удивленная, она оглянулась через плечо. Он стоял позади скамьи, слегка опираясь пальцами о спинку — теми самыми изящными пальцами, которые перелистывали для нее ноты, в то время как его слова огорчали, не оставляя никакой надежды.
Сейчас на правом указательном пальце он носил кольцо с печаткой, на которой был выгравирован герб рода Фицхью. Подарок от нее. Вид этого кольца на его руке волновал ее тогда, не оставлял в покое и теперь.
Ей хотелось коснуться его. Даже лизнуть это кольцо. Почувствовать его металлический холодок на своем теле.
— Я думала, вы уже ушли.
С высоты лестничной площадки она наблюдала, как он неспешно удаляется. Было еще рано, несколько часов до его встречи с миссис Энглвуд. Но когда Фиц завернул за угол, он поднял свою прогулочную трость и описал ею полный круг в воздухе. С его стороны это было равносильно тому, как другой на его месте вдруг сплясал бы на улице.
— Я вспомнил, что буду сегодня проходить мимо книжной лавки Хатчарда, — сказал он. — Не хотите ли, чтобы я проверил, пришел ли уже ваш заказ?
— Очень любезно с вашей стороны, но, несомненно, вам предстоит напряженный день и…
— Значит, договорились. Я непременно забегу к букинисту.
— Благодарю вас, — пробормотала она.
— Рад сделать вам приятное, — ответил он с улыбкой.
Милли упомянула как-то на днях, что сделала специальный заказ в лавке Хатчарда. То, что муж помнил об этом и предложил проверить, могло бы снова ее взволновать — она приняла бы это за еще один знак их возрастающего
Сегодня же его предупредительность означала лишь то, что сам он был безмерно счастлив в предвкушении встречи со своей возлюбленной. Он просто сиял от радости, молодой, блестящий, светящийся изнутри вновь возродившимися надеждами и пробудившимися мечтами. И каждый обездоленный на его пути — включая ее — мог рассчитывать на удвоенную щедрость и доброту.
Фиц повернулся, чтобы уйти, но остановился.
— Чуть не забыл: вы должны внимательнее относиться к употреблению соли — вы так пересолили свой омлет, что он сохранится до следующей недели.
И затем он ушел, оставив ее в саду одну.
Фиц стоял перед домом Изабелл.
Он думал, что научился сохранять хладнокровие, но едва мог дышать под градом обрушившихся на него неуправляемых эмоций. Жизнь дает ему еще один шанс — не многим выпадает такая благодать. И еще меньшему числу счастливцев предоставляется возможность ухватиться за него обеими руками.
Страх и надежда боролись в его душе. Так много лет прошло. Он изменился. Она, должно быть, тоже. Найдут ли они хотя бы что сказать друг другу, когда встретятся лицом к лицу?
Он позвонил в дверь. Служанка в большом белом чепце и длинном белом фартуке открыла дверь, взяла его визитную карточку и пригласила следовать за ней в дом. Однако он остановился в холле, почти пустом, за исключением прямоугольного зеркала и узкого столика под ним. На столике стоял серебряный поднос для визитных карточек. Рядом с ним — легко узнаваемая фотография.
У него была точно такая же фотография, хранившаяся где-то в недрах его гардеробной. Ее сделали в конце его первого визита в Пелем-Хаус. Леди в пышных воскресных платьях сидели в первом ряду. Джентльмены с важным видом стояли позади них. Сам он выглядел невероятно юным. Изабелл сидела необычайно скромно, чинно сложив руки на коленях.
— Я всегда держу эту фотографию при себе, — произнес знакомый голос. — Это единственная ваша фотография, которая у меня есть.
Он поставил фотографию на место и осторожно, медленно обернулся.
Изабелл.
Она оказалась выше и стройнее, чем он помнил, — и, разумеется, уже не восемнадцатилетней. Черты лица посуровели. Линия подбородка стала тверже. Кожа туго обтягивала скулы.
Но резко очерченное лицо ее оставалось все таким же гордым. Его обрамляли все те же черные волосы, отливающие синевой. И огонь в ее ясных глазах не угас. И по силе этого пламенного взгляда он узнал Изабелл Пелем давно минувших лет.
При виде ее давние воспоминания, потускневшие и побледневшие со временем, как страницы древнего манускрипта, внезапно вновь обрели цвет, яркость и четкость. Вот Изабелл весной с охапкой гиацинтов в руках. Вот Изабелл в белом теннисном платье машет ему ракеткой; ее улыбка ярче солнца, освещающего зеленую лужайку. Вот Изабелл, ступая по палой листве, хрустящей под ее ногами, внезапно оборачивается, чтобы сказать что-то своей плетущейся в нескольких шагах позади гувернантке, которую он почти не замечал, потому что не спускал глаз с возлюбленной.