Любовь, свобода, одиночество. Новый взгляд на отношения
Шрифт:
Когда тебе грустно, это важное явление, очень священное, нечто твое собственное. Познакомься с этим, иди в это глубже, и ты будешь удивлен. Сиди в молчании и будь грустным. В грусти есть свои красоты.
Грусть молчалива, она твоя. Она приходит, потому что ты один. Она дает тебе шанс идти глубже в свое одиночество. Вместо того чтобы перепрыгивать от одного неглубокого счастья в другое и тратить свою жизнь впустую, лучше использовать грусть как средство медитации. Свидетельствуй ее. Это друг! Она открывает дверь в твое вечное одиночество.
Нет способа не быть одному. Ты можешь дурачить себя, но не можешь
Если ты хочешь быть подлинной индивидуальностью, используй грусть; не беги от нее. Это великое благословение. Сиди в молчании вместе с ней, радуйся ей. Нет ничего плохого в том, чтобы быть грустным. И чем более ты знакомишься с нею и ее тонкими нюансами... ты будешь удивлен - это великое расслабление, великий покой, и ты выходишь из него обновленным, освеженным, более молодым, живым. И однажды испытав этот вкус, ты будешь искать снова и снова этих красивых мгновений грусти. Ты будешь их ждать, ты будешь их приветствовать, и они будут открывать в твоем одиночестве новые двери...
Ты родился один, один ты умрешь. Между двумя этими одиночествами ты можешь обманывать себя тем, что не один, что у тебя есть жена, муж, дети, деньги, власть. Но между этими двумя одиночествами ты один. Все нужно лишь для того, чтобы удерживать себя занятым тем или другим, чтобы ты этого не осознавал.
С самого детства я никогда не связывал себя с людьми. Вся моя семья была очень обеспокоена: я не играл с другими детьми, никогда с ними не играл. Мои учителя были обеспокоены: "Что ты делаешь, когда другие дети играют? Ты сидишь под деревом один". Они думали, что со мной что-то не в порядке.
И я им сказал: "Вам не о чем беспокоиться. Реальность в том, что что-то неправильно с вами, с вашими детьми. А я совершенно счастлив один".
Мало-помалу они приняли, что я такой как есть; ничего сделать с этим нельзя. Они пытались всеми возможными способами помочь мне смешаться с другими детьми моего возраста. Но я так наслаждался, оставаясь один, что казалось почти невротичным играть в футбол.
И я сказал учителю:
– Я не вижу в этом никакого смысла. Зачем напрасно бить по мячу и носиться туда-сюда? Нет никакого смысла. И даже если ты забьешь гол, ну и что? Чего ты этим добьешься? И если все эти люди так любят забивать голы, вместо того чтобы бороться за один мяч, возьмите восемнадцать мячей. Дайте каждому по мячу, и пусть забивает сколько хочет голов, и никто ему не мешает. Пусть забивает голы до полного удовлетворения! Так, как есть, это слишком трудно - зачем понапрасну делать это трудным?
И мой учитель сказал:
– Ты совершенно не понимаешь, что это не будет игрой, если детям дать восемнадцать мячей, и каждый будет забивать голы сколько захочет. Это не поможет.
– Я не понимаю, - сказал я, - каким образом, создавая препятствия и мешая людям... Они падают, ломают руки и ноги, и происходит всевозможная бессмыслица. И мало того: когда идут футбольные матчи, тысячи людей собираются, чтобы их увидеть. Кажется, эти люди не знают, что жизнь так коротка - а они смотрят футбольный матч! Они так взволнованы, прыгают, кричат - для меня это выглядит абсолютно невротичным. Я буду лучше сидеть под деревом.
У меня было свое дерево, очень красивое дерево, за зданием моей школы. Оно стало известно как мое дерево, и никто туда не ходил. Я сидел там каждый раз, когда было время играть, или во время любой невротичной деятельности - "факультативной" деятельности. И я так много нашел под этим деревом, что каждый раз, когда я возвращался в свой город, я никогда не ходил к директору школы - его кабинет был рядом с этим деревом, прямо за деревом - но подходил к дереву и благодарил его, чтобы выразить признательность. Директор выходил и говорил:
– Странно. Ты приезжаешь в город - но никогда не приходишь ко мне, никогда не приходишь в школу, но всегда подходишь к этому дереву.
Я сказал:
– Я пережил гораздо большее под этим деревом, чем под вашим руководством и под руководством всех ваших сумасшедших учителей. Они мне ничего не дали - фактически от всего, что они мне дали, мне пришлось избавиться. Но то, что дало мне это дерево, все еще со мной.
И вы удивитесь - это случилось дважды, и это не может быть простым совпадением... В 1970 году я перестал приезжать в этот город, потому что дал обещание свой бабушке: "Я буду приезжать, только пока ты жива. Когда тебя не станет, мне нечего будет здесь делать". Мне сообщили, что когда я перестал приезжать в город, дерево умерло. Я думал, что, наверное, это было совпадением, только совпадением; это не могло быть никак связано со мной. Но это случилось во второй раз...
Когда я стал профессором в университете, там был ряд прекрасных деревьев. Я парковал машину под одним деревом. И это всегда было моей привилегией - не знаю, почему - в профессорской комнате никто никогда не садился на тот стул, на котором обычно сидел я, никто не садился даже рядом с моим стулом. Меня считали немного опасным.
Человек, у которого нет друзей, человек, у которого странные мысли, человек, который против всех религий, против всех традиций, человек, который без малейших проблем может противостоять таким людям, как Махатма Ганди, которому поклоняется вся страна...
– они думали: "Лучше держаться подальше от этого человека. Он может вложить нам в ум какие-то идеи, и можно оказаться в затруднении".
Я парковал свою машину под одним деревом. Никто больше не парковал машины в этом месте; даже если я не приезжал, это место оставалось пустым. Все остальные деревья умерли, только мое дерево - оно стало известным как "мое дерево" - осталось великолепным.
После моей отставки из университета, спустя год, проректор мне сказал:
– Странно: это дерево умерло. С тех пор как ты перестал приезжать в университет, что-то случилось.
Я так понимаю, что есть некая синхронность. Если ты в молчании сидишь под деревом... дерево молчаливо, ты молчалив... и два молчания не могут оставаться отдельными, нет способа их разделить.