Любовь танцовщицы
Шрифт:
– Сейчас приду, - Лёна поставила чашку на стол и выскользнула в коридор. Наташа подошла к деревянной полочке, висящей над столом и сделала радиоприемник потише, чтобы не отвлекал. Почти сразу вернулась подруга и с лукавой улыбкой набрала номер шефа.
– Что ты придумала?
– свистящим шепотом спросила у нее Наташа. Когда Лёна не ответила, Наташа чертыхнулась.
– Черт, Лён...
На нее резко шикнули, стараясь заткнуть, а потом почти без перехода Алена начала говорить елейным голоском.
– Михаил Иванович? Здравствуйте. Это Алена. Да-да, я понимаю, что вы меня узнали, - Ната прыснула, прижав кулак ко рту.
– Дело в том, что у нас сгорел телевизор дома, - Наташа подумала, что в этот момент ее глаза стали похожи на блюдца.
Пока Алена слушала, что говорит ей по телефону шеф, Ната демонстративно покрутила пальцем у виска. Лёна показала ей язык. Наташа постучала рукой себе по лбу. Лёна пожала плечами. Ната цыкнула и покачала головой.
– Понимаете, Михаил Иванович, - начала подруга опять, перед этим погрозим Нате кулаком.
– Он задымился, заискрил. Вооот...а мы мастеру позвонили, а мастер сказал, что телевизор нельзя оставлять одного, - Наташа не сдержала смешок, за что получила тычок по ребрам.
– Да-да, да, спасибо, Михаил Иванович. Да, Наташа приедет. Еще раз спасибо. До свиданья!
– и она быстро нажала на "отбой", пока шеф не передумал.
– Готово.
– Телевизор заискрил...его нельзя оставлять одного...мастер сказал...
– передразнила подругу Наташа.
– Не завидуй, - беззлобно усмехнулась Лёна.
– У меня сегодня выходной, а вот тебе двойная работа сегодня. И "Агат", и поляки, и Миша.
От мысли об "Агате" Наташе стало не так весело, но все-таки она смогла удержать на лице беззаботную улыбку.
– Без проблем, - Ната снисходительно махнула рукой в сторону Алены, но тут же вся напускная снисходительность слетела с нее как шелуха, и она, сверкая глазами от осознания чего-то запретного, возбужденно поинтересовалась: - А Миша что, поверил?
– Не знаю, но отгул дал. Хотя мне кажется, что он...
– Все понял?
– Наташа с пониманием посмотрела на Алену.
– Как всегда, - Лёна хмыкнула.
– Кстати, ты когда собираешься на работу? Уже время поджимает.
– А, да, - Ната залпом допила оставшийся кофе и отнесла чашку в раковину.
– Я тогда поехала. Буду вечером. И еще, Ален, машины сейчас у нас нет, - она постаралась это сказать как можно равнодушнее.
Оставив подругу осмысливать сказанное, девушка прошмыгнула в коридор. Забежала в комнату, чтобы взять с комода свою сумочку, и пошла обуваться.
– Стой, стой, - Алена взволнованно пошла за ней следом, теребя край своей пижамной рубашки.
– Как нет? Что вчера случилось? Ты что, в аварию попала?!
Наташа поморщилась. Врать не хотелось, да и не любила это дело никогда. Тем более лучшей подруге. А правду сказать...
– Лён, все нормально, просто резину поменять, - попыталась успокоить она подругу.
– У меня два колеса спустило, да и зима сейчас, надо бы зимнюю поставить.
– Точно?
– все еще подозрительно спросила Лёна.
– Да точно, точно, - Ната даже цыкнула.
– Все, Лён, я побежала. Если что - звони.
До работы Наташа ехала почти час, безбожно опоздав. Давно ей не приходилось ездить в общественном транспорте в час пик. Черт ее дернул не заказывать такси. Подумала, что на метро будет быстрее. Без пробок. О да.
За сорок минут, проведенных в вагоне метро, Наташа могла поклясться в том, что половину всех поз Кама Сутры она освоила с успехом. Ей приходилось изгибаться и выгибаться так, как никогда даже во время танцев. А плюс ко всему надо было следить за сохранностью сумочки, которую все вечно куда-то тянули и которая постоянно мешала кому-то.
Когда на нее навалились сзади, она прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Когда ее больно ткнули локтем по ребрам, она заскрипела зубами и сдержалась. Но когда дородная тетка лет сорока пяти, с просто нереально необъятной фигурой толкнула ее и, мало того, наступила на ногу своей лыжей, по меньшей мере, размера сорок шестого, Наташа не выдержала и тихонько ругнулась себе под нос.
У женщины, как оказалось, прекрасный слух. Или просто огромное желание излить свою желчь на других. Она услышала. И резко преобразилась. Спина, до этого сгорбленная, теперь выпрямилась, и женщина выпятила свои...грудью ЭТО даже назвать язык не поворачивался...чуть ли не ей в нос. Лицо ее порозовело, то ли от гнева, то ли от предвкушения, а глаза, до этого злобные и тусклые, засверкали злорадным огоньком. Женщина вовсю готовилась к нападению.
– Нет, вы посмотрите на нее, - начала причитать дама на весь вагон, приковывая к себе десятки взглядов.
– Совести у тебя нет! Понаедут тут всякие! Хоть бы постыдилась! Встала на проходе - не пройти и не проехать! Я тебе покажу, как приличных людей оскорблять!
– гневно потрясла она в воздухе своей огромной ручищей, заставив Наташу скептически изогнуть бровь.
Нате очень не хотелось опускаться до уровня торговки на рынке, поэтому девушка сдержала все ехидные и резкие замечания. А язык так и чесался, чтобы язвительно прокомментировать "не пройти и не проехать". Наташа фыркнула. Ну кто бы говорил.
– Что замолчала, а? Правда глаза колет?
– женщина скорчила такую гримасу, от которой буквально тошнило. Эту даму она совершенно не красила, делая похожей на шарпея.
Радовало то, что Наташе надо было выходить на этой станции, поэтому девушка, изогнувшись так, как этой женщине не представлялось даже в мечтах, проскользнула к выходу.
– Посмотри, фифа какая!
– Ната краем глаза заметила, как женщина наклонилась к какой-то пожилой старушке в стареньком, хотя и аккуратном светлом пальто и подходящем к нему берете, - Вся такая модная, с иголочки. Шмотки какие! А небось шмотки свои по ночам отрабатывает!
– голос так и сочился ядом и завистью, и они были настолько сильными, что Наташа ощущала их привкус на языке.
– Знаем мы вот таких!
"С меня хватит!
– Наташа разозлилась даже сильнее, чем тогда в машине с Артемом.
– От НЕЕ я этого не потерплю".
– Шли б со мной работать, - повернувшись через плечо, вежливо произнесла Ната.
– Или не берут, потому что не подходите?
Когда двери открылись, ниоткуда не было слышно ни гомона, ни шорохов, ни громких разговоров. Ничего. Все молча следили за движениями стройной темноволосой девушки, выходившей уверенной походкой и с высоко поднятой головой. И Наташа отлично сознавала, что за ней следили десятки людей, прожигая насквозь и пытаясь разглядеть как можно лучше. И чувствовала их осуждение, пренебрежение, зависть.