Шрифт:
Глава первая
Глава первая. Весть от доктора
Графство Камберленд, декабрь 1523 года
Двор занесло снегом. Он был повсюду: высился на земле небольшими сугробами, беспечно рассыпался на подъездной каменной дороге, серебрился на крышах дворовых построек, сверкал кристаллами алмазов на почерневших воротах, лепился в тугие шарики в тёплых руках расшалившихся слуг и кружился, кружился в ветреной свежести дня — заставляя Мег с восторгом наблюдать за собой. Здесь такое можно было увидеть каждую зиму и довольно часто, как узнала недавно Мег из письма брата, а вот на юге ей не доводилось быть свидетельницей столь необыкновенному и чудесному явлению, хотя
Мег очень хотелось выйти сейчас во двор, пройтись по хрустящей дорожке, оставить следы на девственно-чистом полотне, вдохнуть слегка морозного воздуха… Но она не могла, потому что обещала доктору Уотертону дождаться его. Пока доктор был у отца, проверял его самочувствие: здоровье Ричарда Сэвиджа заметно пошатнулось к холодам. Мег надеялась, что именно в погоде да непривычных условиях крылась причина его нынешних недомоганий. Он стал ещё больше пить, кожа его совсем одрябла и опухла, а глаза нередко были налиты кровью так, что порой Мег даже страшно было встречаться с отцом взглядом. Поэтому-то она съездила две недели назад в Карлайл и попросила доктора приехать и осмотреть отца.
Рейнольд Уотертон был тем самым доктором, который около трёх месяцев назад единственный не поленился выехать ночью из своего города в отдалённый замок и не убоялся при этом сильной грозы и размытых дорог. Он вылечил Мег, спас от вероятной смерти и неожиданно легко стал ей другом. Мег не могла объяснить даже самой себе, но при взгляде на доктора её охватывало какое-то тёплое и нежное чувство. Рейнольд, как он скоро позволил себя называть, был человеком добрым, мягким и очень понимающим. Он сразу понял, что на душе у Мег не спокойно, что переживания уже давно терзают её душу и что даже не удар по голове послужил началом её угнетающего состояния, когда она не хотела делать ровным счётом ничего: ни разговаривать, ни вышивать, ни читать, ни ходить, ни есть, ни даже жить… Всё вокруг казалось невыносимо серым и безрадостным. А саму себя она видела жалкой, бесполезной тенью. Даже письмо от любимой сестры не помогло ей справиться с этой сосущей пустотой внутри себя. И как бы оно помогло? Лотти писала о том, как счастливо ей живётся рядом с её Уильямом, как прекрасно они провели время в Лондоне, как её впечатлило мужнино родовое гнездо, как идёт строительство их нового замка в Девоне и как она навестила родной Плимут и сколь сильно он изменился за последние года…
Только приход белоснежной зимы сумел ненадолго поднять Мег настроение. А потом и он вверг её в отчаяние: природа и та менялась, а у неё — всё по-прежнему… По-прежнему ничего. И никого…
Мег прижала замёрзшие ладони к щекам. Жаль, что прошло то время, когда у неё было важное занятие: выведать имена мятежников по наказу короля. Теперь жизнь вернулась в обычное, прямое и скучное русло: заговорщики были схвачены, барон Клиффорд — предупреждён о грозящем ему нападении и, верно, подготовленным теперь к возможному повторению подобной ситуации. А самое главное, король успокоился, узнав, что просьба его была успешно выполнена, и убедившись в преданности своего подданного, которому отдал замок Лайл в обход другого наследника. Джонатана, который и предупредил его о мятежниках, король принял весьма радушно и даже пригласил остаться при дворе и провести там новогодние празднества. Джонатан приглашение, разумеется, принял с превеликой радостью и не уставал писать им с отцом о том, как прекрасно ему там дышится и сколько всего интересного он там повидал. Мег отчаянно скучала и читала все его послания с кислым видом. Не могла она чистосердечно радоваться за него, потому что самой тоже хотелось… нет, не уехать отсюда. Ей нравилось жить здесь, в этом суровом крае и мрачном замке, не смотря даже на то, что он чуть было не стал ей могилой, — и, кроме того, она ни за что не бросила бы отца. Смутные догадки шевелились в её душе: возможно, одиночество подтачивает его здоровье. Уехала Лотти, так похожая на свою мать, вечно пропадал где-то Джонатан, единственный сын и наследник всех земель… И осталась только она, Мег, — никчёмная и ни на что не годная…
Хотелось изменений. Почувствовать себя снова живой и нужной. Но пока…
В размышления ворвался короткий стук в дверь, и Мег, встрепенувшись, разрешила войти. Рейнольд был мужчиной немного за пятьдесят, хотя выглядел лет на десять старше своего возраста. Волосы его были полностью окрашены сединой, а кожа покрыта глубокими морщинами. Вместе с тем у Мег сложилось впечатление, что в нём ещё кроются немалые силы, только что-то будто грызёт его изнутри, заставляя преждевременно стареть. Быть может, поэтому он к ней так добр? Потому что видит в ней самого себя?..
За последние две недели доктор наведывался в Лайл пять раз: осматривал Ричарда Сэвиджа около получаса, прослеживая, изменилось ли к лучшему его самочувствие после прописанных им к питью трав, и уезжал. Сегодня всё прошло бы так же, как обычно, если бы Мег не угораздило потерять сознание прямо перед ним. Пришла в себя она очень быстро и с величайшим трудом, но всё же уговорила Рейнольда никому ничего не рассказывать. По счастью, слуг вблизи не оказалось, и никто не увидел её слабости. Доктор согласился, но, подвергнув её тщательному осмотру своим вдумчивым взглядом, настоял на разговоре после того, как навестит её отца. И вот теперь пришёл…
— Зря вы тратите своё время, Рейнольд, — вздохнула Мег, приглашая его присесть у окна. — Я вчера почти не ела и не выходила на воздух, потому так и вышло сегодня…
— И поэтому тоже, — кивнул он очень серьёзно, пристроился на стуле напротив неё и окинул Мег непривычно тяжёлым взглядом. — Я боюсь расстроить и смутить вас, но мне необходимо знать, как давно у вас были обычные для женщин недомогания?
Мег подавилась и озадаченно посмотрела на него.
— Давно, кажется… По правде сказать, не помню. Но так не в первый раз. И раньше подобное случалось.
— Хорошо. В груди тяжести нет?
Мег приуныла.
— Вы и сами, должно быть, догадываетесь… Мне совсем нехорошо, всё время как будто что-то давит к земле…
— Простите, Мег, — смущённо улыбнулся ей Рейнольд. — Сейчас мне нужно лучше понять ваше физическое состояние.
Мег запнулась и покраснела. Как же неудобно было так оплошать! Одно дело изводить себя наедине с собой же, а другое — делиться этим так, словно её излияния кому-то интересно выслушивать.
— Я бы не сказала, — вяло отозвалась она.
— Прислушайтесь к себе, — настаивал Рейнольд. — Обмороки, во всяком случае, я правильно понял — раньше не случались?
Мег покачала головой. Прислушаться же к себе ей было непросто: она в самом деле так отвратительно чувствовала себя в последние месяцы, что у неё, казалось, всё болело. Трудно было различить сейчас, душевная то была боль или же смешанная с физической… И тут Мег будто кто-то подзатыльник дал, заставив её вскинуть на доктора испуганный взгляд.
— Зачем вам это знать?
— Вы беременны, Мег, — невозмутимо ответил Рейнольд и продолжал, не замечая, как окаменело её лицо: — Не случись того несчастного случая, вам было бы легче заметить, что вы чувствуете себя иначе. Тошноту мы с вами списывали на последствие от ранения, но теперь я ясно вижу: дело в другом. И обморок ваш не случаен, и состояние подавленное — всё от того же.
— Но… но вы ошибаетесь! Конечно же, вы ошибаетесь. Я… я не могу быть беременной. Незамужние девушки не могут. У меня нет мужа.
Мег по-настоящему напугало то, что Рейнольд без всякого сомнения в голосе утверждал о её беременности, хотя и мысли такой у него возникнуть не должно было, учитывая её статус.