Любовь в прямом эфире
Шрифт:
— Но Софья. У тебя же есть сестра младшая. Вы бы могли…
— Не могли бы, — отрезаю я. — Мы друг другу никто.
— А дети у тебя есть? — внезапно спрашивает он.
— Пока нет. Но это к теме не относится. Я уже сказала, что простила вас. Но я не хочу общаться с вами. Простите, но это моя позиция.
— А вот сейчас ты мне бывшего тестя напоминаешь, — говорит он, нахмурившись.
— И слава Богу. Дед меня вырастил, если вам интересно. Носил на руках, когда зубы резались, в садик водил, колыбельные пел. Так что вы не думайте, у меня из-за вашего отсутствия в моей жизни психологическая
— Не жалуюсь, да.
— Также с маминой подругой живете? — отчего-то выскакивает этот вопрос.
— Нет, с ней мы развелись.
— Вот как бывает. Подруга мужа у мамы отбила, на нее наговорила, отца ребенка лишила. И вот вам итог. Бумеранг в лучшем ее виде.
Замолкаю, видя, что он уже красный, как помидор. Непонятно — то ли злится, то ли стесняется моей голой правды. Но мне уже в тягость это общение, потому что я убеждаюсь, что не хочу продолжать с ним диалог. Может, потом наступит облегчение, когда я разложу все по полочкам и приму тот факт, что он раскаялся и понял свою ошибку.
— Извините, мне пора идти, — я встаю со стула и крепко сжимаю кожаный ремешок от сумки.
— Пожалуйста, подумай, может, мы все — таки сможем хотя бы созваниваться, — с надеждой просит Сергей.
— Не думаю, что это хорошая идея. У меня нет желания, — лицо мужчины вытягивается от моих слов. — Прощайте.
Разворачиваюсь и спешно иду к выходу, не оглядываясь. Меня терзают смешанные чувства от того, что я внезапно узнала о себе чуть больше. Раньше было интересно разобраться откуда я пришла, кто мои предки, на кого же я похожа. Как например, казахи, которые обязаны знать свой род по отцу и предков до седьмого колена. Считается, что так люди не утрачивают связи с прошлым. И вот внезапное открытие, что оказывается, полвека назад жила на свете женщина, как две капли воды похожая на меня. Генетика — страшная сила.
Иду домой, не разбирая дороги, потому что глаза застилают слезы. Ежусь от холода и вдруг дорогу мне преграждает живая стена. Не поднимаю голову, пытаюсь обойти, но не получается.
— Дайте уже пройти, — рычу я.
— Сонь, ну ты что, не признала? — слышу родной голос.
Поднимаю глаза и вижу Льва. Просила же не приезжать, говорила, что сама разберусь. А он не послушал.
Лев обнимает меня, защищая от жестокой правды и всего мира. Гляжу на него с надеждой и благодарностью от того, что он сейчас успокаивает шторм, разбушевавшийся внутри. Плачу в голос, уткнувшись носом а его грудь, он еще крепче к себе прижимает, гладит по спине и шепчет: “Все будет хорошо, моя милая, любимая девочка”.
И я ему верю.
Глава 39
— Волнуешься? — спрашивает Лев и накрывает мою трясущуюся ладонь своей.
Мы сидим на парковке репродуктивного центра, где через несколько часов у меня будет пункция яичников, а у Льва…впрочем, Лев сам себе поможет. Я так ждала этот день, готовилась, настраивалась, делала уколы в живот и даже взяла отпуск. А под конец года его редко дают. И вот теперь я вжимаюсь в кресло и боюсь выходить.
— Да, очень, — честно признаюсь
— С ума сошла? — сокрушается Лев. — Это же операция. Нет, я тебя дождусь и отвезу домой.
— Но у тебя дела! — настаиваю на своем.
— Дела я могу делать удаленно. Это не проблема. упрямая ты женщина, — журит Лева.
— Ну хорошо-хорошо. Только не нервничай.
Он сильнее сжимает мою ладонь, давая понять, что не отступит и будет со мной. И все это время до этого дня он действительно был рядом. Находил любой, даже самый незначительный повод, чтобы вытянуть меня на обед с работы, звонил, писал, подбадривал. А однажды предложил оплатить все расходы на ЭКО, а это больше миллиона (200 000 рублей). Но Соня же гордая и отказалась, потому что честно копила на мечту.
В клинике расходимся по разным кабинетам. Лев идет “сдаваться”, а меня отправляют в святая святых — отделение, где делают пункцию яичников и последующую подсадку эмбрионов. Через полчаса медсестра выдает мне одноразовую голубую сорочку и шапочку, чтобы спрятать волосы. Как только переодеваюсь и обуваюсь в казенные тапочки, иду в предоперационную. В большой комнате в ряд стоят несколько кроватей. На парочке лежат пациентки и судя по их воодушевленным лицам, у них была подсадка. Надеюсь и через несколько дней буду вот так же лежать и мечтательно смотреть в потолок.
Приходит мое время. Волнение нарастает, живот сводит от страха, а коленки подкашиваются, когда меня заводят в операционную и укладывают на стол со специальными держателями для ног. Могу гордится тем, что дожила до 38 лет и ни разу не лежала в больнице. Поэтому все для меня в новинку, в том числе и наркоз, пусть и кратковременный, как объяснил анестезиолог. Медсестра ставит катетер в вену и успокаивает: мол, усну минут на десять-двадцать, а проснусь уже в кровати. В операционную входит мой врач и мне вмиг становится спокойней. Она подходит к изголовью и я вижу лишь ее улыбающиеся глаза, потому что на ней медицинская маска.
— Как дела, Соня? — спрашивает она.
— Отлично. Только страшно, — вздыхаю я.
— Не надо боятся. Все у нас получится. Правда?
— Да, — киваю и поджимаю губы.
— Девочки, все готово? Можем начинать? — Анастасия Николаевна обращается к команде.
— Да! — отвечают они хором.
Медсестра вводит в катетер раствор и просит посчитать от десяти до одного. Я послушно делаю то, что надо, но где-то между цифрой восемь и семь чувствую, что
больше не контролирую ни разум, ни тело. А после меня поглощается черная бездна.
Открываю глаза и первое, что вижу — белоснежные облака, по форме напоминающие сахарную вату. Снова похожая тишина и умиротворение, да и запахи будто знакомые, извлеченные из затуманенного сознания. Поднимаю руку и разглядываю ладонь и длинные пальцы. Как странно: вроде бы я — это я, но ощущение такое, будто моя душа переселилась в другое тело. Озираюсь и к удивлению обнаруживаю, что я лежу в деревянной лодке, которую уже видела раньше. Сил встать нет, но я понимаю, что плыву. Вот только куда и зачем? Делаю глубокий вдох, кладу руки на живот, в район матки и снова закрываю глаза.