Любовь в смертельной прогрессии

Худякова Наталья Фёдоровна

Мы с ним еще долго сидели за столом, пили виски, затем кофе с пирожками, которые испекла мама Петра. Говорили об искусстве, о сложностях современной жизни, о не радужных перспективах бизнеса. Мне было хорошо и спокойной рядом с этим большим, добрым человеком.

Вернувшись в свою квартиру, я вытащил пригласительные. Выставки проходили с разбежкой в неделю. Что ж, отлично, решил я. Будет культурный повод позвонить Селене. Выставка художника, что ни говори, не так банальна, как поход в ресторан. Тем более сюрреализм там. Вот насчет авангардизма мне трудно рассуждать, не совсем понимаю, в чем там фишка. А что касается сюрреализма, то здесь все ясно как божий день — это моя теперешняя жизнь. Сплошной абсурд и парадокс.

Было

поздно, но спать не хотелось. В голове крутились мысли о возможной встрече с фотографом. Что именно я скажу этому Косте, какие претензии выдвину ему? Я не выбросил те фотографии, что подсунул мне Петренко, так и валяются где-то в комоде. Это хорошо, есть от чего оттолкнуться. Главное, чтобы он вспомнил, кому давал эти фотографии. А если Петренко? Нет, не похож был Серега на заядлого интригана. Его самого, как слепого котенка, просто использовали, а потом убили за ненадобностью. Ясно, что его шантажировали, заставив ломать комедию со мной в офисе. Получается, что меня, таким образом, хотели подвести к мысли, что Петренко заказчик взрыва моей машины. Глупо до абсурдности, но это почти сработало. Только никто не ожидал, что Сереге это не понравится, и он захочет со мной встретиться. Вот за это, скорее всего, он и поплатился.

Чем больше я думал над этой головоломкой, тем очевиднее становилась моя беспомощность. Надо все-таки встретиться с Подмазовым, подкинуть ему идею насчет Серегиных проблем на работе, про фотографа опять же упомянуть. Я почему-то сразу представил скучающую мину сыщика, и звонить ему мне как-то расхотелось. Кстати, Константина этого я вычислил сам, причем достаточно быстро. Есть чем похвастаться хотя бы перед самим собой. Успокоив себя этой наивной мыслью, я отправился спать.

Рано утром, едва я проснулся, раздался телефонный звонок. Каково же было мое удивление, когда из трубки раздался голос того, с кем я больше всего хотел встретиться.

— Доброго утра, Алексей Викторович. Подмазов беспокоит.

— Да-да! — радостно откликнулся я. — Слушаю вас.

— Сегодня в обед, где-то в час, если будет такая возможность, я хотел бы встретиться с вами.

— Да, конечно, никаких проблем.

— Тогда буду ждать вас в кафе на набережной. Правда, не совсем близко от вашей работы, но так будет лучше.

— Само собой. Я понимаю.

— Вот и хорошо. Заодно пообедаем.

— До встречи, Никита Романович.

Начало дня меня настраивало на оптимистичный лад. Мне уже не казалось, что я топчусь в болоте, проваливаясь все глубже и глубже. Хотя я почти потерял надежду, что кто-то действительно будет заниматься моими делами. И Подмазов, как мне казалось, не слишком озабочен этой проблемой. У него, поди, дел и без меня невпроворот. Поэтому даже простой телефонный звонок от сыщика грел душу.

В приемной меня ждал Ряскин. Я пожал ему руку и жестом пригласил в кабинет.

— Я тут кое-что прояснил, — сказал он, притворив за собой дверь.

— Присаживайся. Слушаю. — Я быстро занял свое место за столом и, как прилежный ученик, положил рука на руку.

— По поводу нашего участия в тендере, — добавил он усаживаясь.

— Ну и? — нетерпеливо произнес я.

Ряскин вздохнул.

— Что касается Трегубовых. Здесь все просто, хотя и не очень понятно. Короче, они действительно изъявили желание участвовать в тендере. Почему? — он глянул на меня исподлобья. — А потому, что они или кто-то для них проинвестировал это направление. То есть они расширяют сферу своего семейного бизнеса. Понимаете?

— Понимаю, — кивнул я. — С одной стороны, это конечно не очень приятно. С другой, получается, что все в рамках приличия, никакой подставы нет. Так ведь?

— Да, — бодро подтвердил Ряскин. — К тому же еще неизвестно, что конкретно они будут предлагать. Это первое. А вторая новость получше: наши заказчики сообщили, что окончательное решение они примут на днях и, скорее всего, оно будет положительным. Сказали, по-видимому, вышло недоразумение.

Я так и замер. Нет, определенно в высших сферах сегодня

раздача премий.

— Да уж… — только и смог вымолвить я.

Иван Иванович сделал «тьфу» через плечо и постучал по столу.

— Будем надеяться, будем надеяться, Алексей Викторович.

— Все это хорошо… но, черт возьми, странно, — я посмотрел на Ряскина. — Согласись?

Он пожал плечами:

— Да кто его знает. Это как посмотреть. Странно то, что они заартачились ни с того ни с сего. Это действительно очень странно. А вы не интересовались у Виталия Ивановича, откуда эта нелепица про то, что мы ненадежные партнеры? Ведь это он подогнал нам заказчиков.

— Нет. С Бородичем я не говорил на эту тему. Точнее, я сказал ему, что дела не очень. Но ничего конкретного. К тому же он сейчас в больнице, сердце прихватило. Так что я не стал грузить старика проблемами.

— Тогда конечно не стоит. Пусть выздоравливает, — кивнул Ряскин.

— Даст Бог, все уладится само собой. Трегубовых нам в любом случае не сдвинуть. Тут уж никто не поможет. В конце концов, не последний тендер, придется симриться, — он с надеждой посмотрел на меня.

— Вот именно, — согласился я, мысленно уже и так распрощавшись с мечтой о выигрыше. — Может, по кофейку вдарим?

— Можно и по кофейку, не откажусь, — улыбнулся Ряскин.

Катя принесла кофейник, чашки и тарелку с литовским имбирным печеньем. Его привозит мне Алина из своих поездок в Европу. Не скажу, что я большой гурман и ценитель изысканных вкусов, но иногда не прочь с чашечкой кофе похрустеть тонкими, ароматными пластинками.

Исподволь я наблюдал за своим замом. Скромный и всегда сдержанный Иван Иванович выглядел, как сейчас любят говорить, скорее ботаником, чем человеком из бизнеса. Одет был хорошо, но без лоска, скорее, нарочито аккуратно, нежели дорого. Жена Ряскина работает учителем математики в школе, двое сыновей — студенты, учатся где-то в Москве. Его жизнь проста и понятна. Несколько раз мне приходилось быть у него дома. В небольшой, но очень уютной квартире царила атмосфера спокойствия и добрых отношений. Даже не могу объяснить, как это можно понять, но то, что дома у Ивана было все в порядке, чувствовалось сразу, стоило только переступить порог. А в моей квартире не было этого духа добра, а точнее, и духа даже не было. Кто в этом виноват, Анна или я? Скорее, мы оба. Мы жили вместе, демонстративно не замечая, что в этом нет никакого смысла. Как две планеты из разных галактик. Вращались каждый сам по себе. Глупо. Это теперь я понимаю, что в добротной простоте скрывается особый шарм и ценность жизни. Почему только сейчас это становится для меня важным, почему сейчас я об этом задумываюсь? Не потому ли, что время, оказывается, течет быстро, при этом неведомо куда, уходит, как вода в песок — бесследно. А хочется по-человечески, чтобы след остался…

Хорошо, когда такой надежный человек, как Иван, рядом. Невольно мыслями я вернулся к своей проблеме. Теперь мне приходится всех, кто окружает меня, сортировать по одному признаку — доверять или не доверять. Так вот, Иван и еще рыжая Катерина Игоревна. Им доверять мне очень хочется. С этой стороны я хотя бы не жду ножа в спину. Конечно, в моей ситуации, больше пользы было бы от этакого агента 007. Ловкого, предусмотрительного, просчитывающего врага на три шага вперед. Да, еще бы группу спецназа в придачу. Вот так было бы хорошо. А что у нас? Из агентов у нас имеется Никита Романович Подмазов. Утешение слабое, если судить даже чисто с внешней стороны. Апатичный сыщик в затрапезном прикиде не вызывал у меня большого энтузиазма и не вселял особой надежды на помощь и защиту. Интересно, у него хоть пистолет какой есть? Предположим, что есть. Только вряд ли он использует его в моих интересах, но выбор с сыщиками у меня невелик, так что пусть хотя бы так. А вот дома — беззащитная Алина и старик Бородич. Виталий Иванович хоть и хорохорится, но его переживания создают мне больше хлопот, чем поддержки. К таким неутешительным выводам я пришел, в конце концов, допивая свой кофе.