Любовь-весенняя страна
Шрифт:
Я тут же написал сердечное благодарственное письмо, копии которого, естественно, не сохранил. Мне как-то не пришло это в голову. Почему-то! А потом, в первом издании своей книги «Неподведённые итоги» я признательно упомянул о письме Константина Михайловича как об образце внимательного, хозяйского, заботливого отношения крупного писателя к коллегам, к судьбам нашего искусства. Я привёл этот пример как эталон доброжелательства, неравнодушия и внутренней взыскательности. В той книге я не цитировал письма К. М. Симонова, так как считал это нескромным, и привёл его полностью сейчас не для того, чтобы похвастаться. Хотя, не скрою, мне было приятно прочитать его ещё раз.
Мы
— Разбирал сегодня переписку Константина Михайловича и наткнулся на его письмо к Вам, — сказал Лазарев. — Приятное письмо.
— А что, Симонов снял с письма копию? — простодушно спросил я.
— Нет, копия у Вас, — усмехнулся Лазарь Ильич. — А подлинник в архиве.
— Как? Этого не может быть! Я помню письмо. Оно написано от руки, — возразил я.
— У Вас копия, сделанная на ксероксе, а оригинал я сегодня держал в руках, — настаивал Лазарев.
Придя домой, не без труда разыскал письмо К. М. Симонова.
Пощупал бумагу и убедился, что Лазарев прав. У меня был фотоснимок с письма!.. Тогда, в семьдесят восьмом, я даже не подозревал, что существует такая копировальная техника, как «ксерокс». И ничего не заподозрил.
Совершая свой замечательный бескорыстный поступок, Симонов отослал мне копию, а подлинник сразу же положил в архив.
На этот раз я был потрясён вторично! Какая же забота о вечности! Какая сосредоточенность на бессмертии! Какого же он был мнения о каждом своём шаге, если так старался сохранить его для истории! Не говорю уж о том, что он ни в грош не ставил меня!
Я даже вспотел от напряжения. Ну, в крайнем случае, оставил бы в своём архиве (ведь сохранилась бы!) копию, а адресату всё-таки отослал бы подлинник. Это было бы по-людски. Какое тщеславие! Какая мелочность! А рядом щедрость и доброта! Как неоднозначны люди! И как мы, в сущности, мало знаем о них.
Р. 5. Поостыв, я подумал: а может, это не сам Симонов так поступил, а его литературный секретарь, когда получила оригинал письма Константина Михайловича для отправки мне. «Пусть лучше подлинник останется в архиве писателя, а с адресата будет достаточно и копии», — подумала, может быть, секретарь К. М. Симонова. Может быть! Не знаю. Не хочется неважно думать о Константине Михайловиче, удобнее так подумать о его литературном секретаре. И, кроме того, вся эта история с копией не стоит выеденного яйца по сравнению с его поступком — посылкой мне этого письма...
У природы нет плохой погоды
МУЗЫКА — МОЯ СИМПАТИЯ
К сожалению, в детстве слон наступил мне на ухо. Но несмотря на полное отсутствие слуха, я всегда очень любил музыку. Ещё в младенческие лета обожал петь, громко фальшивя и терзая уши
— А ваш балбес ни разу не появился!
Так не состоялась моя встреча с божественным искусством. Чего там говорить: балбес он и есть балбес!
По иронии судьбы, первыми моими игровыми фильмами оказались ревю и музыкальная комедия. Помню, как страшился первой встречи с Анатолием Лепиным, когда должен был принять или не принять его музыку к фильму «Весенние голоса». Я чувствовал себя самозванцем, мошенником, проходимцем. И когда в испуге что-то изрекал, высказывая своё мнение по поводу только что сыгранной на рояле музыкальной темы, я чувствовал: сейчас наступит разоблачение! Всем станет ясно, что король — голый, и меня со стыдом погонят прочь! К моему изумлению, этого не случилось. Более того, этого не произошло и когда я работал с другими композиторами. Как мне удавалось их провести — я не понимаю до сих пор.
И не могу удержаться от желания привести в этой книге высказывания композиторов, с которыми я сотрудничал. Эти высказывания обо мне прозвучали в своё время в телепередаче «Песни и музыка в фильмах Эльдара Рязанова».
АНАТОЛИЙ ЛЕПИН:
...Что касается музыки, Эльдар Александрович сразу сказал мне, что он не очень компетентен в этих вопросах и передаёт музыкальные бразды правления в мои руки. И нужно сказать, что у нас никогда не возникало никаких разногласий по поводу музыки в фильме.
Должен сказать, что у Эльдара Александровича очень хорошее музыкальное чутьё, он прекрасно понимал музыку, тем более что он, как я потом узнал, сам писал стихи, и он как-то очень умело направлял и «пристёгивал» композитора к творческой упряжке, заставлял композитора «бежать в ногу» вплоть до заключительного аккорда картины.
АНДРЕЙ ПЕТРОВ:
В начале работы Эльдар Александрович обычно заявляет: «В музыке я ничего не понимаю, и поэтому, какая будет музыка, в каком стиле, какие будут играть инструменты, вы решайте всё сами». И я, воодушевлённый оказанным мне большим творческим доверием, приступаю к работе. И вот когда я показываю Эльдару Александровичу музыку к новому фильму, и когда наступает время её записывать, то от утверждений, что он ничего не понимает в музыке, не остаётся и следа. Потому что Рязанов прекрасно разбирается в музыке, он её очень любит и очень тонко чувствует. И я уже знаю, что, когда ему моя музыка нравится, он начинает подпевать и во время исполнения оркестра, и во время её исполнения певцами. Иногда он от удовольствия входит в такой раж, что нам приходится призывать его к порядку, потому что он просто мешает записи музыки.
Но если ему музыка чем-то не понравится, то тут приходится волей-неволей с ним соглашаться, потому что, как правило, он бывает прав и очень тонко ощущает уязвимые места в партитуре. Я считаю Рязанова в полном смысле слова соавтором многих счастливых находок в музыкальном решении его фильмов.
МИКАЭЛ ТАРИВЕРДИЕВ:
При нашей первой встрече Рязанов заявил: «Я ничего не понимаю в музыке».
Я эту фразу потом от него слышал не раз и позже понял, что это просто его любимая фраза, кокетство, с которым он начинает любую работу с композитором. На самом деле всё было по-другому, потому что он стал вмешиваться в музыкальный процесс, при этом приговаривая, что ничего не понимает в музыке, просто каждодневно и ежечасно. И даже были у нас какие-то моменты, когда мы с ним спорили и ссорились по этому поводу.