Любовь вне закона
Шрифт:
Пампурин на плохо гнущихся ногах покинул кабинет. Секретарша, которая обычно охотно болтала с ним и даже предлагала чаю с домашним печеньем, поджала губы и забегала пальцами по клавишам компьютера, давая понять, что проштрафившимся здесь не рады. Пампурин вышел из приемной и медленно зашагал по коридору.
Что за свидетельница объявилась у Чакурова? Действительно ли она была на месте преступления или блефует? Если да, то видела ли Наташу? Сумеет ее опознать? Черт! Ночь была темная и, кажется, ненастная, но какая-нибудь местная жительница вполне могла идти по дороге.
«Вам показалось, что незнакомка была молода? Но ведь было темно, и вы находились на приличном расстоянии, гражданка. Давайте не будем утверждать категорично. Запишем, что встреченной вами женщине было, скажем, от двадцати пяти до тридцати лет. А может, это вообще был молодой человек? Не подвело ли вас зрение? Давно вы у окулиста обследовались, гражданка? Не злоупотребляете ли алкогольными напитками?»
Теперь о подобном развитии событий можно было только мечтать. Теперь нужно принимать меры. И срочно.
– Так как насчет вознаграждения? – спросила тетка.
В десятый раз? В сотый?
Чакуров сделал строгое лицо и сказал:
– Вначале нужно будет информацию проверить. Если она подтвердится, вы на коне.
– На каком коне? – спросила тетка.
Фамилия ее была Кошкина. Со своими откровенно блядскими глазами в молодости она, должно быть, отбоя не знала от мужиков. Но годы скомкали и перекорежили все, кроме этих жирно подкрашенных глаз, лицо увяло и сморщилось, грудь обвисла, на руках выскочили темные веснушки. «Ей надо лифчик потуже затянуть, а не ресницами накладными хлопать», – подумал Чакуров брезгливо.
Ему еще не исполнилось сорока. Высокий брюнет так называемого атлетического сложения. С подвижными бровями и профилем в виде месяца.
– На том коне, – подмигнул он, – который баксы возит.
На самом деле вознаграждение, если пострадавшие не блефовали, полагалось ему. У Чакурова уже возник план, как установить личность подозреваемой. Во-первых, она была молода, скорее всего, ровесница убитых парней, так что искать ее следовало в их окружении. Опросить всех, наметить круг подозреваемых, устроить очные ставки, вытрясти из них все, что возможно вытрясти. Глядишь, там и мотив всплывет. А пока следовало еще разок порасспрашивать Кошкину. Как правило, при этом всплывают новые детали, потому что подсознание успевает просканировать воспоминания.
– А сейчас, Любовь Викторовна, давайте повторим показания, – заговорил Чакуров. – Итак, вы работаете продавцом в магазине «Березка», где, по вашим словам, остались ночевать ввиду плохих погодных условий. Что заставило вас покинуть магазин под утро и отправиться домой?
– Я ж говорила уже, – недовольно пробурчала Кошкина. – Соседи позвонили, сказали, что Пашка мой к ним скребся, да так на крыльце и прикемарил. А наутро заморозки обещали. Он, скотина такая, застудится, а работать кто будет? Мы и так в долгах, как в шелках.
– Разбудили Пашку? – скучно спросил Чакуров, а сам искоса взглянул на свидетельницу, проверяя, не выдумала ли она причину, не выдаст ли себя.
– Когда я воротилась, он уже домой приполз, – ответила Кошкина, насупившись. – Грязи нанес, что свинья. Вот говорят, алкоголизм людей убивает. А я лично так не думаю. Мужики, гады, от водки только живучее становятся.
– Давайте не будем растекаться мыслями по древу, Любовь Викторовна.
– По чему?
– Не будем уходить от темы, – поправился Чакуров. – Вы сумеете указать точное место, где заметили девушку?
– Без проблем, – пожала плечами Кошкина. – Она от Тамонниковых через мост перешла и к трассе юркнула. Шасть, быстрая такая. А ведь крюк с километр получается. И все по грязи да по лужам. Ну, думаю, лярва ты, прости господи. Отстрочила и восвояси. Только почему пешком? Неужто на иномарку еще не заработала?
– На каком расстоянии от вас она прошла?
– Да, почитай, рядом. Два метра. Три от силы.
– Как вам удалось остаться незамеченной, Любовь Викторовна?
– Сколько раз повторять? – засмущалась Кошкина. – По нужде я присела в кустах. А краля эта по сторонам не глядела, ноги в руки и ходу, и ходу.
– Любовь Викторовна, а ответьте-ка на такой вопрос… Почему вы сразу не сообщили о своих подозрениях?
Голос Чакурова опять сделался скучающим, а взгляд – цепким, схватывающим все мелочи.
– Объявление только теперь дали. Смотрим телевизор, а там такое… Меня как ошпарило.
– Значит, если бы не денежное вознаграждение…
– А я что, даром нанималась вам помогать? – перешла в наступление Кошкина. – Может, та девица отомстить захочет. Плеснет кислотой в глаза, вот вам и опознание. Или того лучше, ножом пырнет.
Это была беспроигрышная позиция. Под статью об укрывательстве преступников не попадают те, кто молчит из страха перед возмездием.
– Опишите мне эту особу, – попросил Чакуров, прикрывая глаза.
– Описывала уже, – буркнула Кошкина.
– Еще раз, пожалуйста. Может, всплывут мелочи, которых вы не упомянули.
– Ну… Молодая. На голове шапка вязаная. Колпак полосатый, как у буратины.
– Буратино, – машинально поправил Чакуров.
– Я и говорю: буратина. Из-под колпака волосы длинные висят. Вот досюда. – Кошкина отмерила ладонью сантиметров десять ниже плеча. Прямые, темные…
Чакуров, до того жмурившийся, открыл глаза.
– Во сколько первый автобус идет?
– Что? – опешила свидетельница.
– Автобусы когда ходить начинают?
– Со станции выходят в пять с минутами. У нас – в половине шестого.
«Нужно будет наведаться на автовокзалы, – сказал себе Чакуров. – Девица могла уехать в обе стороны. Могла попытаться запутать следы. Полосатая шапка, длинные волосы, светлая куртка, сумка через плечо. Если камеры наблюдения ее зафиксировали, то птичка попалась. Рано или поздно удастся выяснить, куда она с вокзала направилась».