Любовь воительницы
Шрифт:
Принц не мог отвести глаз от Зенобии, раскрасневшейся и порозовевшей после купания. От ее распущенных волос и белой туники исходил едва уловимый аромат гиацинта. Несколько секунд Оденат стоял, не в силах шевельнуться. А затем послышался голос Зенобии:
– Рада тебя видеть, мой господин.
И в тот же миг Оденат протянул к ней руки и заключил ее в свои жаркие объятия. Чуть наклонив голову, он прикоснулся губами к ее губам и с удовлетворением ощутил, что ее пронзила дрожь.
– О, Зенобия, Зенобия… – бормотал принц, целуя ее в уголки рта и в прикрытые трепещущие
Затем он снова нашел ее губы, но на сей раз поцелуй был долгим и страстным. Внезапно руки девушки скользнули вверх и обвили его шею, а гибкое юное тело все крепче прижималось к нему. Очарованный ее пробуждавшейся страстью, Оденат провел языком по губам Зенобии, они тотчас же приоткрылись, и из горла девушки вырвался тихий стон. Томление, так таинственно возникшее прошедшей ночью, вновь овладело ею, чтобы терзать и терзать… Оно нахлынуло непонятно откуда – и захлестнуло ее, задыхавшуюся и растерянную. Пальцы Одената теребили ее уже и без того отвердевшие соски, и ей даже хотелось плакать от счастья. Ах, оно было такое новое, такое чудесное, это дивное чувство, что называют любовью…
Наконец Оденат отстранился от нее, и Зенобия чуть покачнулась, но в голове у нее тотчас прояснилось и она обрела равновесие. А затем послышался голос принца, доносившийся, казалось, откуда-то издалека, но слова звучали отчетливо:
– Мы с твоим отцом подписали официальный договор о помолвке, мой цветочек. Но Забаай говорит, что ты должна на время покинуть дворец. То есть мы с тобой не сможем видеться до самого дня свадьбы.
– Но почему? – удивилась Зенобия.
– Он говорит, что таковы обычаи.
Девушка, нахмурившись, довольно долго молчала, наконец произнесла:
– Да будет так, как повелел мой отец.
Ее покорность понравилась Оденату.
– Я принес тебе традиционный дар, – сказал он, поднимая вверх левую руку девушки и надевая кольцо на средний палец, – считалось, что именно в этот палец тепло шло прямо из сердца.
Зенобия в изумлении уставилась на круглую черную жемчужину в золотой оправе и пробормотала:
– О, это… невероятно! У меня никогда не было подобного кольца.
– Мой казначей говорит, что оно указано в списке даров, отправленных царицей Савской царю Соломону, когда он жил тут, в Пальмире, наблюдая за строительством города. Я сразу понял, что оно понравится тебе, мой цветочек. Оно прямо-таки светится на фоне теплого абрикосового оттенка твоей кожи.
Оденат перевернул руку невесты ладонью вверх и запечатлел нежный поцелуй в самом центре ладошки. И в тот же миг по спине Зенобии пробежали восхитительные мурашки. Внезапно смутившись, она высвободила руку, и принц опять прижался губами к ее губам.
– О, моя Зенобия, ты такая уверенная в себе во всем, кроме любви. И я научу тебя понимать те чувства, что захлестывают тебя и даже слегка пугают. Научу любить и быть любимой. Между нами не будет ни сомнений, ни страха, мой цветочек, и мы будем доверять только друг другу. – Его губы еще раз легонько коснулись ее губ. – Я люблю тебя, Зенобия, люблю тебя…
Она еще ни разу в жизни не была так близка к обмороку,
– А я люблю тебя, мой Ястреб, очень люблю!
И в тот же миг она радостно улыбнулась: произнесенные вслух, эти ее слова принесли ей странное облегчение. И никто из них не услышал, как открылась дверь.
– Ты уже готова к отъезду, дочь моя? – На пороге стоял Забаай бен-Селим, благосклонно улыбавшийся.
Влюбленные тотчас отскочили друг от друга, и Зенобия, вспыхнув, сказала:
– Я должна переодеться в хитон, отец.
– Нет, – возразил Оденат. – Тебя доставят домой в паланкине. Предпочитаю, чтобы ты не ездила через весь город, показывая всем свои голые ноги.
К изумлению Забаая бен-Селима, Зенобия тут же кивнула в знак согласия. Шагнув к отцу, сказала:
– В таком случае я готова.
Вождь бедави снова улыбнулся и проговорил:
– Баб позже привезет твои вещи, дочь.
Но она уже прошла мимо него и скрылась за дверью.
– Я сообщу тебе сразу же, как только сегодня вечером назовут дату свадьбы, кузен, – сказал принц.
Вождь бедави кивнул и вышел из комнаты вслед за дочерью.
Перед самым закатом верховный жрец в храме Юпитера зарезал белоснежного ягненка. Внимательно рассмотрев исходившие паром внутренности, объявил, что самое благоприятное время для свадьбы наступит через десять дней. Получив это известие от гонца, Забаай бен-Селим с усмешкой подумал: «Какой же величины был дар, пожертвованный Оденатом храму в обмен на столь желанный вердикт?»
О предстоящих торжествах объявили на следующий день, и граждане Пальмиры возликовали, но во дворце римского губернатора Антония Порция эту новость восприняли не столь радостно. Взглянув на своего собеседника, Антоний проворчал:
– А я-то надеялся, он удовольствуется той малышкой, своей греческой наложницей. Умри он без законного наследника, Рим мог бы получить этот город беспрепятственно и целиком.
– Но город и так наш, – сказал гость губернатора.
– Пока в Пальмире имеется законный правитель, всегда есть шанс мятежа, – возразил Антоний Порций.
– Мне представлялось, что Оденат абсолютно лоялен к Риму, – послышался ответ.
– О, он-то лоялен. Его невеста – вот кого я опасаюсь. Марк Александр, ты просто не знаешь, что за дьяволицу он выбрал! Зенобию бат-Забаай, наполовину александрийскую гречанку и египтянку, наполовину дикарку бедави. Какой-то галльский наемник несколько лет назад убил ее мать, и с тех пор она страстно ненавидит всех римлян.
– Ничего удивительного, – пробормотал собеседник.
– Да ты не знаешь эту девицу… – возразил губернатор. – Она сидела среди тех, кто был виновен в этом преступлении, и восемнадцать часов подряд смотрела, как они умирают. Тогда всего лишь ребенок, она сидела, неподвижная как статуя, и наблюдала за их муками. В ней нет ни капли жалости! Влюбленный мужчина – ненадежный человек, а Оденат, как мне говорили, просто без ума от нее. Она сможет настроить его против нас.