Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
И исчез, унёсся в заоблачные дали, слившись с темнотой ночи.
И в спальне установилась такая тишина, что было слышно, как ржавый репродуктор этажом ниже исполняет весёлую новогоднюю песенку и как звенят бокалы членов дискуссионного клуба (светочи прогресса не спешили расходиться, атмосфера вечного праздника пленила их сердца).
— Прости, из-за меня ты потерял свои способности, — проронила Пелагея, прижимаясь к куратору и вдыхая пряный аромат его рубашки.
— А мог бы потерять тебя, — резонно заметил он. — Не бойся. Я знаю, как избавиться
Ли Тэ Ри посмотрел на Пелагею, как если бы та была лакомой добычей в лапах кота. А она будто догадалась о его намерениях, будто что-то крамольное заподозрила. Взглянула на него разнесчастными глазами, шумно сглотнула и поймала себя на непривычном чувстве: если она сейчас же не переведет тему, то, не ровен час, оплавится, как свеча (становилось жарковато).
— Господин шантажист, — деликатно кашлянула она, и в уголках ее губ спряталась застенчивая улыбка. — Почему я раньше об этой истории с принуждением не слышала? Выходит, Сильверин вёл практику по невидимости вовсе не добровольно?
— Я заставил его расплачиваться за прошлые прегрешения, — усмехнулся куратор. — Он пугал мне коллектив до икоты. По его милости, от меня два талантливых ювелира сбежали. Так что же теперь, спускать ему это с рук?
***
Всю следующую неделю, презрев постельный режим, Ли Тэ Ри ходил вокруг Пелагеи и скользил по ней оценивающим, голодным взглядом. Вероятно, морально настраивался на процедуру спасения и продумывал тактику ограничения природы в правах на уничтожение избранных фей.
За эту неделю Пелагея приобрела некоторое понятие о том, что чувствуют торты и пирожные, перед тем как отправиться на съедение.
А куратор, лишенный всех своих волшебных сил, стал настолько на себя не похож, что сотрудники от него шарахались, а захватнически настроенные стажерки напрочь разочаровались в нем как в сердцееде и мысленно окрестили эльфа Ходячей Окаменелостью.
Бледная и тощая, как вампир на диете, ходячая окаменелость имени куратора бродила по коридорам ОУЧ в изысканном расшитом шлафроке, сплетя пальцы рук и заранее терзаясь укорами совести. На его лице прослеживалась невероятная интенсивность умственного труда.
Справится ли он с поставленной задачей? Не причинят ли его действия Пелагее еще больше вреда? Не прибьёт ли она его, когда узнает, что ее единственный путь к бессмертию — подарить жизнь?
Новые поступления неискушенных стажёрок осаждали его и пытались строить глазки.
— Э-эй! Приём! Как слышно?
Абонент находился где-то вне зоны доступа. В прямом эфире висела полнейшая тишина.
Ли Тэ Ри думал о том, что Пелагея подсознательно выбирает вещи, которые могут послужить ей на пользу в трудную минуту. Светлячки, березы, та же шкатулка. Пелагея была целительна сама для себя. И если уж она сказала, что любит его, эльфа, не означает ли это, что его она тоже выбрала себе во благо?
***
В один прекрасный день к воротам организации на лыжах прикатила целая орава, которую возглавляла Эсфирь. С нею прибыли Юлиана, Вековечный Клён и два непоседливых сопящих пса в заплечном мешке.
— Мы законсервировали зло! — с места в карьер возвестила взбудораженная Юлиана. — Кстати о птичках. Вы там нашу горлицу еще не угробили? — бросила она шефу. И ринулась мимо него в покои к Пелагее, справиться о ее самочувствии.
— Мы надежно пристроили Джету Га, самостоятельно не выберется, — объяснила Эсфирь огорошенному куратору.
Тот был, конечно, в курсе, что пленница сбежала. Пелагея говорила, что видела ее в инфернальном облаке тьмы. К тому же, он наведался в подземелье, где ему доложили, что стража мертва, решетка камеры расплавлена, а Джеты и след простыл.
Большим облегчением было узнать, что отныне она не представляет угрозы.
Эсфирь стянула с себя лыжный костюм, надетый поверх ярко-красного сари.
— А у вас тут миленько, — сказала она, оглядев кабинет, большую часть которого занимали березовые пеньки. — Господин эльф, можно вас на пару слов?
— Вы как-то похудели, — констатировала она, отведя его в сторонку.
— Это я уже на поправку иду. У нас кое-что экстренное случилось, пришлось пожертвовать чудесной частью себя, — смиренно признался куратор. — Так что вы хотели мне сказать?
— Вычитала я тут об одном ритуале по снятию порчи, — зашептала Эсфирь, и Ли Тэ Ри навострил уши. — Вопрос довольно щекотливый. Вам надо…
Она еще не закончила делиться информацией, а эльф уже уловил суть.
— Доставить Пелагее массу неудобств? Я в курсе. Тоже вычитал, — обреченно сообщил он. — Видимо, иного выхода нет.
— Вы имеете что-то против продолжения рода? — удивилась Эсфирь.
Теперь, когда его спросили об этом напрямую, он отчетливо осознал: имеет, еще как имеет. О детях у него сложилось вполне однозначное представление. Шумные, невоспитанные маленькие негодяи, которым не место в его замечательной жизни. Память в тандеме с воображением рисовала их как-то так.
За время своего существования он повидал немало поломанных судеб, где в качестве камня преткновения фигурировало подрастающее потомство. В средних мирах ему встречались люди, которые, как под гипнозом, заученно твердили «детисчастье», довольно агрессивно навязывали свою позицию ближним и исходили желчью, когда замечали, что кто-то преспокойно обходится без детей. Какая из этих двух категорий действительно счастлива, было видно невооруженным глазом.
Больше всего Ли Тэ Ри переживал за Пелагею: ей ведь тоже наверняка не улыбалось связать себя ответственностью по рукам и ногам.
— Послушайте, — сказала Эсфирь, словно бы прочитав его мысли, — она же фея. У фей всё по-другому. По крайней мере, я на это надеюсь…
То-то и оно. Ключевое слово — «надеюсь». Надежды наше всё.
***
Когда Юлиана ворвалась в комнату к Пелагее, та как раз успела сделать шаг, поворот, шаг, поворот, раскинуть руки и превратиться… Прямо на глазах у подруги превратиться вместо горлицы в летучую мышь.