Шрифт:
Глава 1. Комплименты и угрозы
У добротного бревенчатого дома Пелагеи внезапно прорезался голос. Причем не лишь бы какой, а мужской, бархатный, пленительный. Таким только комплименты делать.
— Ты сегодня само очарование, — заявил он. — Настоящая фея.
Пелагея аж с табуретки свалилась. Кудри нечёсаны, на носу пятно от сажи. По кружевным юбкам, которые она носит одну поверх другой, так вообще прачечная плачет. Конечно, к лицу и фигуре не придраться —
— Ай-яй-яй, — сказала она. — Врать нехорошо!
Добавилось ей забот с утра пораньше. Мало того, что кот по кличке Граф Ужастик подхватил какой-то вирус не от мира сего, так еще и дом на воспитательную беседу напрашивается.
Заслышав голос, Пелагея не стала носиться с криками: "Караул! Помогите! Пожар!" Потому что, во-первых, дом со всех сторон окружен густым лесом, и никто, кроме, разве что, медведя, на помощь не придет.
А во-вторых, поживите в одиночестве, как она, пару веков — и вы сразу поймете, что голоса в доме, где кроме вас никого, — решительно не повод для беспокойства.
Еще Пелагея могла вполне вооружиться кочергой, вычислить укрытие злоумышленника и накостылять ему по первое число. Но если бы злоумышленник собирался украсть что-нибудь, помимо ее сердца, он едва ли стал бы льстить ей ни свет ни заря.
— Так как, ты говоришь, тебя зовут? — поинтересовалась она, ставя разгореваться на плиту вчерашнюю кашу.
— Э-нет, свое имя я не скажу. Для начала мне надо убедиться, что ты ненормальная.
— Чего-чего?
— Не такая, как все, — смущенно перефразировал дом.
На чердаке хлопнули крышкой люка. Невидимка преодолел этаж с библиотекой и тайной комнатой, спустился по винтовой лестнице, оставляя отпечатки пальцев на пыльных перилах. Произвел оглушительный хлопок, а затем в воздух взмыли черпаки, кастрюли, ложки с вилками и прочая кухонная утварь.
— Ерунда, — с олимпийским спокойствием сказала Пелагея. — Мой кот и не такое может. Покажи ему, Граф Ужастик!
Угольно-чёрный кот меланхолично зевнул и нехотя повернул к хозяйке сытую морду. В его бездонных глазищах рождались и умирали галактики. И несмотря на то, что он подхватил потусторонний вирус, ему удалось поднять силой мысли целый горшок с розмарином.
— Видал? — лучилась гордостью Пелагея.
— Так и есть, — согласился тот. — Ты абсолютно ненормальная! Точнее сказать, не такая, как все, — быстро поправился он. — Но дай-ка я кое-что еще проверю…
Не успела она опомниться, как очутилась в кольце рук. Невидимых и очень крепких. Кто-то совершенно прозрачный возвышался позади нее, как огромная живая мышеловка, и напряженно дышал в затылок.
— Эй, что за шутки такие? — воспылала гневом Пелагея. — А ну пусти!
Но незнакомец как в рот воды набрал. Стоит, держит. Хватка — железная.
Тогда Пелагея разозлилась по-настоящему, извернулась и применила свой коронный приём по выведению противника из строя. Раздался грохот падающего тела. Где-то хрустнула чья-то кость. За хрустом последовало непечатное междометие. И невидимка вынес окончательный вердикт:
— Решено. Подходишь!
— Куда подхожу? — не уразумела Пелагея.
— На роль моей ученицы подходишь, — жизнерадостно уведомили ее. — Только скажи-ка мне вот что. У тебя хоть раз отношения были?
— Ну-у-у, — протянула она, — один безумный поэт пытался сделать меня своей музой.
— Это не в счет, — отмёл невидимка.
— А остальные от меня шарахаются. Наверное, видят во мне призрак своей скорой кончины, — усмехнулась Пелагея.
— Идеально, — прозвучал донельзя довольный голос. — Ты действительно та, кто мне нужен.
***
Вечером, после ужина, чужак сообщил, что желает остаться на ночлег. Весь день он ничего не ел и не пил. Из того, что предлагала Пелагея, в рот и крошки не взял.
— При исполнении не положено, — объяснил он. — От человеческой пищи я потеряю невидимость. И прощай тогда моя анонимность.
Ишь, какими выражениями сыплет! "При исполнении", "анонимность". Разведчик он, что ли? И если ему человеческая пища не подходит, то какая? Неужели вампир? А может, оборотень или и того хуже — один из этих, нечистых?
Впрочем, что Пелагее терять? Ее время всё равно на исходе.
Предоставив невидимку самому себе, она выпустила Графа Ужастика на улицу (кот отчаянно просился на грязное дело) и сама вышла во двор.
Сгущались сумерки. Робко проступали в небе первые звёзды. Небольшая березовая роща позади дома покачивалась на ветру загадочно и заговорщически.
Пелагея двинулась к роще и обняла березу, прижавшись к ней всем телом. Прильнула ухом к коре, слушая, как в тишине текут по древесине соки. Зажмурилась. Стать бы одной из них, белоствольных. Укорениться в земле, чтобы не знать ни печали, ни страданий.
В носу защипало. По щекам против воли покатились слёзы.
— Березка-березка, — пробормотала она еле слышно. — Боль не даёт мне покоя. С каждым днём она всё сильнее. Помоги, отведи беду, забери болезнь.
Дерево шелестело листвой, гнулось и тихонько стонало в сердцевине. Вот уже который день приходила к нему Пелагея, моля об исцелении. Да только разве ж оно способно помочь?
Боль… Она возникала всё чаще. То резкая, то ноющая, особенно мучила она по ночам. Пелагея теряла в весе, ее постоянными спутниками стали слабость и головокружение. В область солнечного сплетения непрестанно ввинчивалась невидимая раскалённая игла. А кожа истончилась настолько, что стали видны сосуды.
Странный недуг день за днём пожирал силы, облизывался на красоту и свирепел с приходом ночи.
Когда Пелагея вернулась в дом и легла на кровать, в темноте ее беспардонно ухватили за руку, спровоцировав волну озноба. Эта волна прокатилась по ней от макушки до пяток, заставив шевелиться волосы на голове. В кровати уже кто-то был. Ах да, невидимка и потенциальный учитель. Учитель чего, интересно?