Любовь зверя
Шрифт:
Студент непроизвольно шагнул назад. Еще шагнул. Еще – и угодил на открытый свет. Девушка качнулась следом. Ее ртутное лицо на миг остановилось.
– Слушай, парень, – глухо выговорила она. – Ты кто?
– Я? – шепнул студент.
– А где Игорь?
Он побежал. Сорвался с места, как заяц, не чувствуя ног, не видя земли. Строго по плану. Впрочем, кроме как обратно, больше было и некуда срываться. «Иго-о-орь!» – раздался сзади звериный рев, и немедленно – жуткое буханье. Через две секунды гениальный план рухнул. Студент переоценил свое умение давать деру, согласившись в троллейбусе на заманчивое предложение грубоватой красотки. Не понял тогда, насколько
– Обманул, сволочь!
Жертва судорожно цеплялась за ветки. Отвечать была не в состоянии: разум остался внизу, здесь же царствовал вселенский ужас. А школьница не стала позорить себя гимнастическими упражнениями слабосильных приматов. Поступила проще: покрепче уперлась ногами в землю и навалилась на проклятое растение, вставшее на пути ее чувства. Что-то яростно шептала себе в нос. Возможно, признание в любви. От этого признания нелепая школьная форма на ней вспучилась и с сухим треском взорвалась. Легко и красиво. Ствол дерева был не очень толстым – в один обхват – покорно заскрипел, завибрировал, пытаясь униженно поклониться. Листья мелко затрепетали, вместе с ними, где-то там, в темной кроне, мелко затрепетала и жертва. Оттуда, разодрав тишину дремлющей улицы, исторгся безобразный визг: перепуганной обезьяне хотелось жить. Предательский скрип набирал громкость, рос ввысь… Очевидно, Милита выскочила на тротуар исключительно вовремя.
– Дашка! – закричала Милита. – Вылазь сюда!
Ураган, ломающий зеленые насаждения, стих.
– Ты? – удивилась женщина-монстр, обернувшись. – Ты откуда?
– Отстань от человека, он здесь ни при чем!
– Да, я уже поняла, – согласилась она и вдруг всхлипнула. Спрятала лицо в ладонях. Убийственно прелестный стан ее сник – словно воздух выпустили. А соратница по клубу продолжала кричать, не в силах удержать в себе что-то неистовое, сатанинское:
– Это я, запомни! Я показала ему, что такое любовь!
С неподобающей чудовищу слабостью было покончено мгновенно:
– Кому показала? – вскинулось полуpаздетое существо, вновь поймав взглядом белеющую на тротуаре фигуру.
– Кому! Будто сама не знаешь – кому! Никогда тебе его не прощу, падла!
– Значит, ты заморочила Игорю голову? – констатировала женщина-монстр и ткнула почему-то пальцем вверх, на дерево, сориентировавшись точно по визгу. Визг тем временем угасал, вконец обессилев. К измученному животному, прячущемуся в черной листве, возвращался разум.
– Я заморочила голову? – возмутилась Милита. – Да ему не надо было ничего морочить, он же тебя элементарно боялся! Он просто-напросто кончать в тебя боялся! Ты ведь давно чокнутая, Дашечка, у тебя ведь кайф, только когда крушишь что-нибудь. Игоряша мне мно-ого успел про тебя порассказывать, про твои милые странности. А в меня Игоряша – нет, кончать не боялся…
Она засмеялась, запрыгала на месте, пронзенная жгучей ненавистью.
– …Помнишь, какой у него был язычок, Дашечка? Ты, небось, обожала его язычок. А помнишь, как у него очки падали, а он их не снимал, потому что хотел все-все видеть? Зря ты его угробила, сука неблагодарная, какой же дурак согласится теперь тебя…
Красиво завершить монолог не удалось. Нечто страшное, бесформенное, человекоподобное, прикрытое лишь нижним
Она уже не смеялась. В глазах вновь тускло блестело горе, в глазах вновь зрели слезы.
Милита сидела на деревянном настиле и мирно ждала. Когда чокнутая обладательница волшебной силы добралась, наконец, до объекта, достойного своей ненависти, когда зашептала, зашептала магическое слово-детонатор – за мгновение до непоправимого, – школьница выстрелила. Был негромкий бытовой звук.
Охота закончилась – легко и красиво.
Через минуту подошел спрыгнувший с дерева студент. Он был странен. Двигался, как паралитик. Громко икал. Позвал бесцветным голосом:
– Милита!
– Я здесь, – откликнулась школьница, выползая из развалин бывшего киоска.
– А это кто? Лежит, вон…
– Ты, что, дурак? – привычно бросила она. – Сматываться надо, пошли.
– Это Даша, да? Ей плохо, ты ее избила?
Он был возбужден до крайности. Ничего не соображал. Не замечал, что открытые глаза не моргают. Не понимал, что телу, безмятежно раскинувшемуся в осенней грязи, хорошо, как никогда прежде. Слабак, он и есть слабак. Пусть симпатичный, пусть умненький…
Милита заботливо сказала:
– Не смотри туда, а то самому плохо станет.
Взяла его за руку и повела прочь. Через квартал, у телефонной кабины, она остановилась:
– Подожди, я позвоню.
Сделала два звонка. Первый – домой. Мать ей сообщила, что отца, разумеется, нет ни дома, ни на работе, что доченька сама тоже может не приходить и что вообще – ей плевать на них обоих, вот только непонятно, почему ее разбудили в такую поздноту. Милита вежливо пожелала спокойной ночи и дернула рычаг. Второй звонок был в клуб. «Привет, – сказала она, – это Милита. А учитель есть? Передай ему тогда, что меня сегодня не будет. Не-е, все в порядке, просто тут кое с кем разборка. Сама справлюсь, пока.»
Потом вышла и сообщила:
– Странно. Трубку почему-то Ритка взяла. Учителя в кабинете нет, зато какой-то мужик орет дурным голосом. Чего там за игры такие?
Собеседник тупо глазел на нее. Он явно не знал, чего там за игры. Он молчал, ожесточенно моргая.
– Новый «тест» придумывают, что ли? – задумчиво предположила Милита. И вдруг рассмеялась, широко и свободно. – Ну, этот хрен и обрадуется, когда узнает, что его любимую Дашеньку укокошили! Эх, увидеть бы его рожу…
Тут студент, наконец, допер.