Любовь зверя
Шрифт:
– С тех пор, – говорила Милита, – она каждый вечер выходит из дому. Иногда просто побродит по району и возвращается. А иногда на нее что-то находит, и потом в морге не знают, как этих бедняг собрать. Чего она на военных взъелась? Ведь есть же среди них нормальные, вон мой папаша, к примеру. Жлоб, конечно, но зато личность редкая…
Студент выслушал. После чего спросил. В который раз. Рискуя нарваться на колючую проволоку, но теперь – гораздо более твердо, требовательно, мужественно:
– Зачем ты ее ловишь? –
– Не твое дело, очкарик, – привычно схамила Милита.
И хотела еще прибавить, что от идиотских вопросов у нее уже заложило уши. Хорошая шутка. Жаль, не успела прозвучать. В подъезде вдруг послышались рыдания, и она машинально взяла студента за локоть – так, что тот чуть не вскрикнул. На улицу вышла плачущая девушка, одетая в школьную форму. Милита мгновенно обняла студента, спрятав лицо за его большую умную голову.
– Это она, – горячий шепот ударил ему в ухо.
13. Подвал
Действие:
– Продолжаем наш спектакль! – возгласил кто-то. – Акт второй: драматический диалог. Просьба открыть глазки и поаплодировать.
Товарищ майор послушно открыл глазки.
– Сиди, сиди, не обращай внимания, – махнул рукой хозяин кабинета. – Я, собственно, острю. Мне надо только вещи кое-какие взять, сейчас занятия начинаются.
Бред, подумал гость, напружинив логику. Долго еще меня здесь держать будут? В самом деле, не собирается же этот чокнутый…
– Не собираешься же ты убить меня! – бесстрашно бросил он в лицо преступнику. Тот зевнул, посмотрел на часы. Пробормотал: «Почти десять» и вздохнул. Ему было ясно: к стулу привязан законченный идиот. Ерзающий, ведущий жалкую борьбу с коварной резиной – да, законченный…
– У супермена поджилки трясутся. – Тренер еще зевнул.
Тогда майор рубанул наотмашь – сталью:
– Ты объяснишь мне, наконец?
Таким образом, драматический диалог был принят.
– О! Граф проснулся, требует закуску. Ладно, ничего не поделаешь, начнем сеанс вопросов и ответов… Ну?
– Что – ну! Зачем ты издевался над детьми? Там, в соседнем бункере?
Тренер пожал плечами:
– Во-первых, это не дети, а полноценные пятнадцатилетние женщины. Детей я не учу, к твоему сведению, учу только женщин. Во-вторых, я ни в коем случае не издевался над ними. Обычный отбор кандидатур в особую группу, группу для особо одаренных, так сказать. Я называю процедуру «тестом на унижение с эмоциональной компенсацией». А ты можешь называть ее как хочешь, мне плевать. В третьих, подглядывать в не предназначенную для тебя щелку – стыдно. Недостойно такого мужчины, как ты.
Товарищ майор попытался усмехнуться. Попытка была весомой заявкой на успех:
– Ах, тест? Все по науке, значит? Ловко придумал, маньяк! И какая же тебе
– Алиса? Вредная, в меру злобная, не больше – чисто бабская натура. Вторая, кстати, значительно лучше. Да какая тебе разница?
– Никакой, – согласился товарищ майор. Он громко, тяжело дышал. На него вдруг обрушилась яростная догадка, и даже боль померкла, и даже гнусность ситуации забылась. – Ответь, пожалуйста, гражданин учитель. Милита тоже проходила твой «тест на унижение»?
– Естественно, Боря. Милита мне понравилась, и я сразу взял ее. Сначала она обиделась, как, впрочем, каждая нормальная кандидатка. Но потом начала работать, и ее эмоции в отношении меня стабилизировались. Здесь все отлажено, Боря. Ты за дочь не волнуйся, она работает с азартом. Меня уважает…
– А пуговички… и застежечки… ты ей тоже? – сипло крикнул привязанный к стулу человек и рванулся. Кулаки его сжались. На левой руке – полновесно, устрашающе. На правой – так, за компанию.
– Боевая девчонка, ты ее отлично подготовил. Пришлось с ней повозиться… вот примерно, как с тобой. Впрочем, давно дело было. Я обычно импровизирую в зависимости от обстоятельств.
– Мразь! – выдохнул пленник. – …ак ты, понял!…ак ты… ак!
– Спокойно, – сказал тренер. – Не психуй, это очень вредно. Может начаться вегетативный криз, а медика здесь действительно нет, предупреждаю. Кроме меня, правда, но мне ты вряд ли доверишься.
– Мразь, – прошептал товарищ майор.
– У тебя что, вопросов больше нет?
– Да, развел ты тут грязищу. Совсем молоденьких девчонок гробишь, психолог хренов. Что же тебя папы и мамы до сих пор за глотку-то не взяли, не понимаю.
Тренер улыбнулся своим мыслям:
– Просто я педагог-новатор. Равняюсь на тех энтузиастов, которых по телевизору в пример ставят. И мои умницы-ученицы меня поддерживают.
– Ясно. Детей против родителей настраиваешь, мразь, – майор удовлетворенно кивнул. Еще подергался, придирчиво оглядел себя, насколько было возможно, и застонал, не сдержавшись. – Долго вы меня тут держать будете?
– Ну ты же профессионал, – тренер не убирал с лица кокетливую улыбку. – А я любитель. Подскажи мне, что делать?
– Чего ты испугался? – раздраженно сказал профессионал. – Заварил кашу… – Он постарался взять себя в руки и начать воспитательную работу с преступником. Его всегда отличали напор и логика: прекрасный был сотрудник. – Ну, чего особенного я узнал о твоем клубе? Скажу прямо, я сообразил, что здесь дурно пахнет, трудно было не сообразить. Но не больше того. И если даже я окажусь прав, мне же придется копать и копать, чтобы все выяснить. Чем я, естественно, заниматься не собираюсь. Мы вообще всякой ерундой не занимаемся, не по нашему это ведомству. Газеты читай. А ты меня… вот так, хамски…