Любовь зверя
Шрифт:
– Тьфу, срань! – вздохнула Милита, распрямляясь. В очередной раз из подъезда вышло не то. Ее высказывание означало: «Жаль, опять не везет.» Студент не занимался лингвистикой, но подобные соответствия расшифровывал быстро. Это были три парня – стриженые, раскрашенные, одетые так, что… Короче, панки. Или что-то другое, но близко.
– Зоопарк, – презрительно сказала она. – Вывели друг друга на прогулку, красотки кабаре.
Милита сказала это негромко, себе в нос, но студент инстинктивно поджался. Вдруг услышат? Он всегда поджимался, когда видел таких вот ребят. Он боялся. Он панически боялся спровоцировать агрессивные действия, потому что знал достоверно – если к нему прицепятся, от него останется только вечный листок нетрудоспособности. Студент был
– Что такое наши панки? Обыкновенные советские хулиганы. Люди без всякой идеи, что вполне естественно – до Британии отсюда далековато. Хотя, насколько мне известно, и в Британии панки давно уже вымерли. Был там один единственный, Джонни Роттен, да и того быстро купили.
– Нашел хулиганов, – хмыкнула Милита. – Не видел ты настоящих, без этой дури на бошках.
Студент согласился легко: фигуры безвозвратно растаяли в сумраке вечера.
– Может быть. Я ведь хотел сказать о другом. Не о панках. Вернее, не только о них, а про всяких таких, и вообще… Эти люди часто говорят о свободе. Когда они начинают говорить, создается впечатление, будто ни о чем другом они говорить не умеют. Но вот что интересно: по их мнению свобода в выборе внешнего вида есть не что иное, как проявление свободы внутренней. Они, безусловно, правы, только большинство из них полагает это условие достаточным. Вот и получается, что стремление стать свободными они заменяют стремлением продемонстрировать свою свободу. Они лихорадочно ищут себе хоть какой-нибудь «имидж», то есть попросту пытаются выделиться в серой массе. Этот путь самый доступный. Выделиться мордой и одеждой. Не умом, не умением…
– Не силой, – вдруг добавила Милита. Оказалось, она внимательно слушала.
Студент продолжил, воодушевленный:
– Да, и даже не силой! Не понимают, бедняги, что этот путь наиболее доступен именно для серой массы, увы… Есть и другой аспект, гораздо более неприятный. Вычурный внешний вид ясно показывает, что эти люди не одеваются, а наряжаются специально, тщательно продумывая каждую мелочь. Я имею в виду, конечно, мужской пол. Женщины наряжаются испокон веков, это их право и естественная потребность. А для мужчины – позор. Так что их «дурь на бошках» – просто театральная маска. Они играют в свободу, а не живут свободно.
– Умник! – захохотало существо рядом. – Ну, толкнул речь! Сам-то ты живешь ужас как свободно, да?
– Я?.. – Он растерялся.
– Ладно. Из-за ерунды такую философию развел. Лучше посмотри туда.
– Куда?
– Вон на остановке. По-моему, это и есть хулиганы. Настоящие, советские, у меня на них чутье. В клубе на таких натаскали… – Она внимательно всматривалась.
Милита не ошиблась. Четыре тени, намаявшись в ожидании троллейбуса и одновременной ловли «тачки», медленно шли пешочком – точно мимо скамейки. Настроение у них было паршивое. Напрочь загубленное было настроение, поэтому романтико-приключенческий эпизод все же случился, правда, совсем не тот, к которому здесь готовились.
– Гля, какая парочка, – удивился один, приостанавливаясь. Остальные пусто посмотрели и тоже встали.
– Морально разлагаются, – равнодушно заметил другой. – Фаллос с ними, Серега, поплыли дальше.
– Погодь, – упрямо стоял первый. – Я не врубаюсь. Гля, телка во-о-о! А он – фи… Любовь, что ли?
Целенаправленно подошел, почесываясь. Студент обмер, затем начал вставать. В груди сосала воздух мерзкая пустота, было невероятно тоскливо и холодно до дрожи. Но вставать было надо. Тут рядом что-то метнулось, и любопытного прохожего отбросило назад. Он ткнулся спиной в товарищей, мыча, держась руками за лицо. Сквозь пальцы потекло темное.
– Сука! – внятно простонал он. – Нос сломала-а-а…
– Чего это? – оторопело спросили в толпе. – Деткам жить надоело? Комикзады, что ли?
Тени распались. Решительно расположились. Даже пострадавший оторвал выпачканные руки, корчась от боли и ненависти, и занял место в строю.
– Сиди! – дернула Милита своего защитника. – Или лучше спрячься за скамейку!
Она взвилась, бросив рюкзачок, прыгнула в сумерки. Студент покорно опустился обратно, поправляя очки. Прекрасной возможностью согреться он не воспользовался. Перед ним стремительно разыгрывались стандартные кадры западного боевика. Парни, очевидно, любили мужские забавы, но девятиклассница попалась не по делу строптивая. Пришлось драться – это, впрочем, они тоже любили. И умели. Только девятиклассница умела не хуже – парни поняли это быстро. В футболке и шортах девочка могла бы показаться просто пухленькой, закормленной любящими родителями, но жиру-то в ней не было ни грамма. Поди разбери это в ртутном свете! Бедняги грамотно скользили, присев на растопыренных ногах, красиво месили воздух всеми конечностями сразу, и продолжалось это не больше минуты.
– Рука! – завыл один и побрел куда-то, качаясь как маятник, прижимая к груди несуществующего младенца. Двое упали один за другим и поднимались почему-то очень медленно. Встав на четвереньки, они опять оскользнулись: это кроссовка, обутая на загорелую ногу, молниеносно чмокнула в лицо – каждого в порядке очереди.
Студент смотрел, разинув глаза во всю ширь. В голове его слегка зациклилось: «Поза всадника… Поза всадника…» – он и здесь был начитан, теоретик… Кроме студента за спортивным праздником наблюдал еще один зритель. Четвертый из новых знакомых стоял спокойно, не ввязываясь. Но через минуту не выдержал, рявкнул, обращаясь к не справившимся коллегам:
– Ну-ка, вы, в сторону! Освободите место!
Очевидно, это был «основной». Прыгнул мягко, классически. Застыл во впечатляющей позе, повел рукой.
– Ого! – уважительно поприветствовала его Милита. – Китай! Вы, наверное, ушист – из школы кота мартовского?
– Все, тебе конец, штучка, – яростно сказал «ушист».
– Ну, ползи ко мне, китай сраный.
Дальше сюжет слегка видоизменился. Парень что-то такое сделал, и Милита оказалась в кустах. Она вылетела оттуда, как снаряд, залепила кроссовкой врагу в живот, но тот даже не поморщился. Дуэтом они продемонстрировали несколько неуловимых движений, звучно соприкасая мощные тела, после чего Милита снова приняла горизонтальное положение. Резво откатилась вбок, иначе кованый сапожок пробежался бы по ее спине, сминая позвоночник, вскочила, готовая блокировать удар, шипя: «Гад, гад, гад!», однако вместо удара последовало новое «что-то такое» – рукой и ногой совместно. Крутой попался партнер, ничего не скажешь. Девочка врезалась в скамейку, на которой провела сегодняшний вечер, – врезалась головой прямо в свой рюкзачок. Мгновение – она сунула пальцы в карман рюкзака, выхватила темный предмет, перемахнула через скамейку и, крутанувшись, отработанно вскинула руки.
Темный предмет был пистолетом.
«Основной» мгновенно прекратил. Распрямился, шумно выдохнул животом.
– Но-но, – сказал он тревожно. – Эт-не по правилам.
– Застрелю, – процедила Милита и дернула одной рукой. Пистолет послушно отозвался, громко, металлически. – Проваливай, – продолжила она. – И хлюпиков своих подбери.
– Веселая ты, штучка, – одобрительно сказал парень. – Может, адресочками обменяемся?
– Не теряй времени, вон «тачка» останавливается, – Милита мотнула головой. Вытянутые руки ее были неподвижны.
– Ну подожди, надо же познакомиться!
Девятиклассница прицелилась и сказала без лишних эмоций:
– Не делай сюда шагов, а? Прошу тебя. А то уедешь не на такси, а на труповозе.
– Весело, – согласился парень. Повернулся кругом: – Орлы, вы где?
Орлы были неподалеку. Скулили о полученных травмах, колыхались в такт боли.
– Ловим мотор, пока не уехал! Шустро!
И затрусил прочь, мерно работая локтями.
– Еще встретимся! – крикнул он, не оборачиваясь. – Ты мне понравилась, сука поганая!