Любовь
Шрифт:
– Это надо понимать в смысле «да»?
Подобно подвальной кухне, комната была освещена сверх меры, как зал универмага. Все бра и настольные лампы – сколько их? шесть? десять? – были включены, все сияли, соперничая с люстрой. Взбираясь по неосвещенной лестнице, Джуниор краем глаза поглядывала, но что в доме есть, могла лишь предполагать. Ей пришло в голову, что обе старухи живут здесь будто каждая в своем луче прожектора и один луч отделен от другого (или соединен с ним) пространством темноты. Открыто разглядывая предметы, расставленные на столах, тумбочках, полках, она ждала, когда маленькая старушка прервет молчание.
– Меня зовут Гида Коузи. А тебя?
– Джуниор. Но вы можете называть меня Жуни.
– Ой-ёй-ёй, – произнесла Гида и захлопала ресницами, как будто кто-то пролил красное вино на светлый бархат: конечно же, «ах, простите» и, конечно же, «ничего страшного», но пятно тем не менее попробуй выведи! Старуха отошла от окна, ступая скованно: комната так забита мебелью, не разбежишься. Шезлонг, два туалетных столика, два стола письменных, два пристенных, несколько кресел с высокими спинками и низкими сиденьями. Всё под стать кровати, над которой в ярком свете отблескивал портрет мужчины. В конце концов Гида уселась за небольшой секретер. Положив руки на колени, она кивком предложила девушке сесть в кресло напротив.
– Расскажи, где ты работала прежде. В объявлении не говорилось, что понадобится резюма, но мне ведь надо знать, кто ты и что ты.
Джуниор улыбнулась. «Резюма» вместо «резюме» – прикольно!
– Мне уже восемнадцать, и я стану делать все, что вы захотите. Все-все!
– Это слышать приятно, но как насчет рекомендаций? Рекомендации у тебя есть? От кого-нибудь, с кем я могу связаться.
– Н-неа.
– Ну, и откуда же я могу знать, насколько ты честна? Скромна?
– Да если даже в письме так и напишут, из него разве поймешь? А я говорю – да. Возьмите меня и увидите. А не подойду… – Джуниор повернула руки ладонями вверх.
Гида коснулась уголков губ пальцами руки, маленькой, как у ребенка, и вывернутой, словно крыло. Поразмыслив о своей мгновенной неприязни к странноватой Джуниор (эка ведь – Жуни!), что горбилась напротив, она решила, что в этой грубоватой прямоте если и не сплошь одно притворство, то доля его все же очень весома. Она и еще кое-что обдумала: такая вот на все готовность – надолго ли? А ведь ей как раз и нужен кто-то, кого можно склонить действительно к чему угодно, кто испытал уже и холод, и голод. Ситуация в доме становится нешуточной. Кристина, с ее блядской душонкой, красуется тут бриллиантами перед их истинной хозяйкой, да к тому же и общие деньги растрачивает – транжирит на какого-то адвоката.
– Позволь я объясню тебе, в чем заключается работа. В чем то есть твои обязанности.
– Валяйте! – Джуниор, всем телом извиваясь, под писк и визг дешевой кожи высвободила руки из рукавов куртки. Бросилось в глаза, что оказавшаяся под нею черная футболка грудям поддержки не дает, однако бросилось в глаза и то, что поддержка им не нужна: соски торчат высоко, воинственно. Когда ворот куртки опал, взгляд сразу привлекли волосы. Штопор на штопоре, спираль на спирали, посредине пробор, и черным янтарем блестят под электричеством.
– Я пишу книгу, – сказала Гида, и улыбка удовлетворения осветила ее лицо. Все ее настроение, все отношение к беседе после упоминания о книге изменилось. – Она будет о моей семье. О Коузи. Семье моего мужа.
Джуниор глянула на портрет:
– Это он?
– Это он. Нарисован по фотографии, так что сходство точнейшее. Тот, кого ты там видишь, удивительный человек. – Гида вздохнула. – Все материалы у меня есть, но кое-что надо проверить, ты ж понимаешь. Даты, написание фамилий. Все гостиничные книги имеются – кроме, пожалуй, двух или трех, – но у некоторых гостей… не у многих, но у некоторых… почерк был хуже некуда. К сожалению. Разумеется, большинство из тех, с кем я была знакома, писали очень разборчиво – нас так учили, понятное дело. Но вот беда: Папа не разрешал им печатными буквами давать расшифровку рядом с подписью, как принято сейчас. Ему это было без надобности: уж он-то всех знал, кто хоть что-то из себя представляет – мог прочитать любую подпись, пусть даже крест поставят, хотя, конечно, к нам такие, кто вместо подписи ставит крест, не ездили. У наших гостей – ну, то есть у большинства из них – прекрасные почерка были, потому что, между нами говоря, чтоб к нам попасть, мало было быть грамотным, надо было занимать какое-то положение, чего-то достигнуть, понимаешь? Ведь шиш чего в жизни достигнешь по большому счету, если почерк плохой. Это только теперь все как курица лапой пишут.
Гида усмехнулась, потом продолжила:
– Прости. Ты небось все в толк не возьмешь, о чем речь. Я просто чуток разволновалась, завелась от всех этих воспоминаний. – Большими пальцами она поправила отвороты халата, вновь возвращаясь к собеседованию с соискательницей места. – Однако неплохо бы, чтоб ты и о себе рассказала – Джуниор, правильно? Да?
– Н-ну, типа…
– Ну вот, Джуниор. Ты сказала, что сумеешь делать все, что мне нужно, значит, ты, видимо, работала где-то прежде. Если ты собираешься помогать мне с моей книгой, мне надо знать…
– Слушайте, миссис Коузи. Я умею читать, умею писать, о'кей? Соображалки у меня на это хватает. Хотите, чтоб я писала, чтоб я печатала? – сделаем! Чтоб причесала вас? – в лучшем виде! Чтобы помыла в ванне? – так помою же! Мне нужна работа и нужна крыша над головой. Я ж говорю, миссис Коузи, я то, что надо! Что доктор прописал, как грится! – Тут она подмигнула, и ошарашенная Гида на миг почувствовала нечто вроде горечи, как если у тебя что-то прямо из рук выхватят или будто волна вдруг унесет приглянувшуюся ракушку. Должно быть, этот острый тоскливый промельк и побудил ее, склонившись к самому лицу девушки, прошептать:
– Ты секреты хранить умеешь? – спросила и затаила дыхание.
– Да лучше всех ваших прежних знакомых! Гида перевела дух.
– Потому что в этом деле все очень личное. Никто не должен ни о чем – ни сном, ни духом. Вообще никто.
– В смысле Кристина?
– В смысле вообще никто.
– Берусь!
– Ты даже не спросила, сколько будешь получать.
– Я берусь за эту работу. А платить вы будете. Мне прям сейчас начинать или завтра с утра?
Медленные, ритмичные шаги забухали по коридору.
– С утра, – проговорила Гида. Она произнесла это шепотом, и вышло серьезней некуда, будто выстрел.
Явилась Кристина с подносом. Вошла, не постучав, не проронив ни слова. Поставила поднос на секретер, у которого лицом к лицу сидели Гида и Джуниор, и вышла, ни разу ни с кем даже взглядом не встретившись.
Гида приоткрыла горшочек и вновь накрыла крышкой.
– Вот ведь! Лишь бы досадить мне, – пробормотала она.