Любовница Фрейда
Шрифт:
— Я просто переутомилась. И Марта посоветовала навестить тебя.
— Странно, ты никогда не переутомлялась, впрочем, в том доме и не такое может быть. У Марты столько забот. Жаль, что ты не сообщила о своем приезде. Я жду на ужин дядю Элиаса и тетю Марию и не уверена, что еды хватит на всех.
— Я не голодна, — солгала Минна. У нее урчало в животе с самого приезда в Гамбург, и она пожалела, что не позавтракала в поезде.
— Ты, конечно, не обязана есть, но я не хотела бы, чтобы и в самом деле не хватило на всех.
«Боже мой, — думала Минна, выглядывая в темное окно, — она гонит меня на рынок».
— Ты же знаешь своего дядю. У него могучий аппетит. Кушает за двоих.
— Может, мне пойти и купить чего-нибудь? — предложила Минна.
— Нет. Я бы сама тебя попросила, не думай. Правда, стол может показаться пустым.
Минна села и пригладила волосы.
Тяжкое, бессильное чувство окатило ее волной. Она знала, что один из самых больших материнских страхов, чтобы кто-нибудь, пусть даже родной брат, не заметил, что они не могут позволить себе приличную субботнюю трапезу.
— Чего бы ты хотела, мама? — спросила Минна, вытаскивая ботинки из-под кровати.
— Купи еще одну халу, и раз уж ты там будешь, то зайди в сырную лавку и возьми кусочек гауды. Иди к торговцу на Хассельбрук.
— А поближе ничего нет?
— Он единственный. Тебе нужны деньги?
— Нет, у меня достаточно.
Лучше умереть, чем попросить у матери хоть крону. Минна нагнулась и застегнула длинный ряд пуговиц на ботинках: сначала левая нога, потом правая. Затем она надела пальто и шляпу. Мать была не в себе, и Минна знала это. Но идти все равно придется. Никто не мог обвинить ее в нелюбезности. Она двинулась за матерью вниз и, проходя через кухню, взяла украдкой яблоко из миски.
— Поторопись, дорогуша. Лавки закрываются. Я приготовлю тебе славный ужин, — ласково сказала ей вслед Эммелина.
Это был сигнал дочери о том, что теперь она должна выразить признательность. Минна этого терпеть не могла. А Марта, наоборот, всегда была благородна и благодарна: «О, мамочка, спасибо тебе!» «Будь я проклята», — подумала Минна, — вспомнив свое бурное отрочество. Сознание, что ей придется застрять здесь на какое-то время, било наповал.
Она бывала и гувернанткой, и компаньонкой последние десять лет, и что она теперь может предъявить? Это было мгновение, когда Минна испугалась, что больше не может управлять своей собственной жизнью. Но надо учиться смирению. Какими бы ни были их прошлые отношения, не мать виновна в грехопадении Минны.
Глава 20
Когда Минна вернулась домой, стол был накрыт, и осталось только зажечь субботние свечи. Она запыхалась, спеша в кондитерскую до закрытия, потом в лавку, где продавались сыры, и важность этих поручений довела ее до головной боли. Минна собралась сесть и снять грязные ботинки, когда сообразила, что тетя и дядя уже прибыли и сидят в гостиной.
— Оставь свертки в кухне и присоединяйся к нам, — холодно произнесла Эммелина.
Минна повиновалась, сбросив ботинки на коврик около двери и быстро засунув последний кусочек пирожного в рот. Она не ела с прошлого вечера и не могла устоять. Слизала крем с пальцев и вошла в гостиную.
— Разве это не прекрасно, Элиас, — моя Минна навестила меня! — воскликнула Эммелина, протянула к ней руки и, наклонившись, придвинула стул поближе к себе.
Казалось, что заботливая, нежная мать только что вошла в комнату вместе с Минной. Таким было публичное лицо матери.
Только самые близкие родственники, включая Зигмунда, который не скрывал, что не любит тещу, могли переносить другую Эммелину — требовательную и агрессивную.
— Минна, дорогая, — сказал дядюшка Элиас, — какая неожиданность. Ты выглядишь прекрасно. Жаль, что я не знал. Эльза с радостью повидалась бы с тобой. Она ожидает ребенка. Трудно поверить. Ее терьерчик уже ревнует, он постоянно капризничает и не сходит с моих колен. У собак, наверное, шестое чувство на такие дела.
— Ты знаешь, что Минна заботится о детях Марты? — вмешалась Эммелина.
— О, да. И как поживают Марта и ее дети? Надо же, Эмми все-таки обзавелась кучей внуков, несмотря ни на что. Да, Эмми? — улыбнулся дядя, откидываясь на спинку кресла.
— Пора ужинать, — произнесла мать, взяв Минну за руку и предлагая следовать за собой.
Запах жареного цыпленка, фаршированного печенкой, просочился в столовую. Конечно, наличествовали также огромные ломти ярко-красной свеклы, и кисло-сладкая зеленая стручковая фасоль, пропитанная маслом, гнездилась рядом с толстенным картофелем в сметане. Минна покрыла халу белой холщовой тканью. Когда они собрались за столом, дядя Элиас натянул ермолку, а Эммелина повязала голову черной кружевной вуалькой и зажгла субботние свечи.
Barukh atah Adonai Eloheinu melekh ha’olam, asher kidishanu b’mitz’otav v’tzivanu l’hadlik neir shel Shabbat [22] .
Минна слушала знакомые слова и повторяла молитву за матерью, как они с Мартой делали в детстве каждую пятницу. Зигмунд, разумеется, положил конец всему этому. Он определял все религии «инфантильными и чуждыми реальности», а в разговорах привязанность Эммелины к ортодоксальной вере характеризовал как «бредовую набожность». Особенно с тех пор, как теща стала возносить просительные молитвы, выпрашивая у бога то и это, вместо молитв благодарности. В свою очередь, Эммелина возмущалась, что зять запретил ее дочери соблюдать субботу и даже молиться перед едой.
22
«Благословен Ты, Господь Бог наш, Владыка Вселенной, Который освятил нас своими заповедями и заповедал нам зажигать субботние свечи» (ивр .).
Но вражда между ними этим не ограничилась. Фрейд обвинял тещу в том, что она «похитила» Марту, забрав ее в Гамбург, когда он ухаживал за ней, полагая, что это была сознательная интрига с целью разлучить их. В ее глазах он был бедный студент с неопределенным будущим, плохая партия для ее драгоценной Марты. Не было секретом, что Эммелина объявила войну Зигмунду, и, может, она и выиграла первую битву, но напоролась на серьезного противника, и в конце концов победил он.
Закончив благословение хлеба, дядюшка обратился к племяннице:
— Когда ты возвращаешься, милая?
— Пока не решила, может, побуду немного, — ответила Минна, заметив, что мать следит за ней.
— А что ты собираешься делать? — поинтересовался дядя.
— Не знаю, подумываю о работе в Гамбурге.
— О, как было бы чудесно! — вмешалась тетушка Мария. — Если бы ты помогла Эльзе с новорожденным. Они как раз сейчас ищут няньку.
У Минны чуть не вырвалось: «Только через мой труп», но она сдержалась. Мысль о работе нянькой у юной двоюродной сестры, за которой она присматривала когда-то, была унизительна.