Любовница Обманщика
Шрифт:
***
Утром я первым делом позвонила в авиакомпанию. Смена билета на самолет не была проблемой: десять минут по телефону, и теперь я уезжала из Сан-Диего через два месяца вместо двух дней. Да и женщина в отделе обслуживания клиентов заверила меня, что я получу непогашенный кредит в United Airlines на рейс в Рейкьявик, который мне надо будет больше брать. Да, я могла бы использовать этот кредит, чтобы купить билеты на другой рейс в Рейкьявик, когда-нибудь в будущем.
А потом все, что мне нужно было сделать, это позвонить Хемиру.
Я
– Кэрол? Как поживает твой отец?
Я начала плакать. Его обеспокоенный, сочувственный голос звучал так чертовски далеко. Целая планета разделяла его и меня.
– С ним все будет хорошо, - всхлипнула я.
– Мне очень жаль, но я не могу... то есть, мне нужно...
– О, Кэрол, Кэрол, - сказал он.
– Кэрол, все в порядке! Да ладно, обещаю, что я не сделаю никаких прорывных открытий до следующего лета. До тех пор, пока ты сможешь присоединиться ко мне.
А потом я одновременно засмеялась и заплакала.
– Хорошо, - сказала я, вытирая глаза рукавом.
– Следующим летом. Я могу сделать это следующим летом.
***
Кто-то потряс меня за плечо, и холодный, белый туман леса снова, испаряясь, закружился, когда я проснулась. Я открыла глаза и уставилась на него, не зная, где нахожусь. Кровать была маленькая, в комнате темно. Я не чувствовала его запаха, его дыма, его…
– Каролина?
– Мамин голос звучал тихо и настойчиво в темноте.
Я села на кровати и посмотрела на часы. Было только начало четвертого утра.
– О нет, - сказала я, и узел страха от сна все еще сжимался в животе. – Что с папой?
– Нет, это ребенок! Джефф и Ди направляются в больницу. Начинай одеваться, мы поедем вслед за ними.
Больница Scripps Mercy была странно тихой в три часа ночи. Мы были единственными людьми в приемной родильного отделения.
– Пошли, - сказала мама, проверяя телефон.
– Джефф сказал, что они в палате 234.
Я отрицательно покачала головой.
– Я просто подожду здесь, - пробормотала я.
Мама выгнула бровь, глядя на меня. Я махнула рукой в знак поражения и последовала за ней по тихим коридорам, пока мы не достигли палаты 234. Дверь была слегка приоткрыта, и свет был выключен. Ди, конечно же, хотела естественных родов. Через открытую дверь доносилась успокаивающая музыка флейты, и я могла видеть мерцание свечей. Под восковым лавандовым ароматом свечей чувствовался резкий, неприятный, животный запах, и я слышала, как кто-то тяжело дышит. Я вздрогнула и сделала шаг назад.
Джефф подошел к двери и улыбнулся нам. Мама обняла его и вошла в палату. Я попятилась из комнаты и чуть не споткнулась о металлическую тележку в коридоре.
– Удачи, - прошептала я Джеффу. А потом я сбежала.
Я сидела в приемной, как мне показалось, очень долго. Мама проходила мимо меня каждые полчаса или около того, задавая странные вопросы вроде того, заметила ли я автомат со льдом. Я не могла понять, зачем ей понадобился лед.
В конце концов, я вытащила телефон из кармана и уставилась на
Почти два часа спустя я услышала крик со стороны палаты 234, и холодок страха пронзил мой позвоночник. Не должно быть никаких проблем, подумала я. Только не после папы. Не может быть…
А потом мама пошла по коридору, сияя.
– Кэрол, - сказала она со слезами на глазах.
– Ты стала тетей.
Она взяла меня за руку и потащила по коридору в палату.
В комнате стоял тяжелый запах лаванды и апельсина, а также густой, низкий запах крови. Ди, сияя, откинулась на больничной койке. Она выглядела измученной и почему-то все еще сияющей.
В колыбельке рядом с ней лежал самый красивый ребенок на свете.
Джефф осторожно поднял ее и предложил мне. Я отрицательно покачала головой. Я никогда не чувствовала себя комфортно с младенцами, не говоря уже о новорожденных. Я не знала, как держать ребенка или менять подгузник, и я была в ужасе от того, что их маленькие головы не держатся, или что нельзя касаться неправильного места на их черепе.
Джефф проигнорировал мои молчаливые протесты и положил мою спящую племянницу мне на руки. Я глубоко вздохнула, и страх испарился, когда она прижалась к изгибу моей груди. Она была такой нежной и крошечной, такой теплой и такой твердой. Я поцеловала ее мягкую головку и вдохнула ее запах: детской присыпки и сладкого молока, и только намек на древесный дым.
Ты это придумываешь, сказала я себе. Нет, ты вспоминаешь.
Я с изумлением посмотрела на Джеффа и Ди.
– Я люблю ее, - сказала я дрожащим голосом.
– Я уже люблю ее.
– Я знаю, - сказал Джефф. – Просто безумие какое-то, разве нет?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
– Каролина, у тебя есть блокнот?
– Мама ждала меня за кухонным столом, нетерпеливо выгнув идеальную бровь.
– Да, - сказала я, хватаясь за чашку кофе.
– Я встала всего пару минут назад.
Она постучала ярко-розовыми ногтями по столу.
– Ладно, ладно, - сказала я, зубами снимая колпачок с ручки.
– Пли, когда будешь готова.
– Я все утро буду в больнице с твоим отцом, - сказала она.
– А потом собираюсь помочь Джеффу и Ди, отвести малышку Деви домой сегодня днем. Итак.
– Она сделала глубокий вдох.
– Проект Родригеса сегодня должен быть закончен. Тебе нужно будет отправить им по электронной почте опрос об удовлетворенности клиентов и копию счета. Сначала счет. Потом опрос. И, пожалуйста, позвони семье Чен, чтобы проверить их эвкалиптовое дерево. К завтрашнему дню мы закончим с ним.