Любовница по контракту
Шрифт:
– Напротив. Думаю, тебя это может заинтересовать.
Он все еще держал ее за руку, так что она не могла вырваться, но со стороны его железная хватка могла казаться просто легким, почти любовным прикосновением.
Она решила избрать другую тактику. Ведь ей и раньше приходилось отбиваться от мужчин. Она склонила голову набок, так что ее длинные локоны цвета сверкающего на солнце меда упали ей на грудь.
– Если ты будешь себя так вести, Паскуале, – рассудительно сказала она, – мне ничего не останется, как закричать, а это может повредить твоей репутации.
– Моя репутация меня не волнует, – высокомерно протянул он. – Однако если таково твое намерение, то и ты не оставляешь мне выбора, и я буду вынужден заткнуть тебе рот. – Он заметил ее замешательство и добавил: – Поцелуем, конечно. Насколько я помню, тебе нравились мои поцелуи, Зуки! Очень нра-ви-лись.
О-о! Неожиданный ритм, с которым были произнесены эти слова, был потрясающим! Зуки набрала воздуха в легкие и посмотрела Паскуале прямо в глаза.
– Чего ты хочешь?
– Поговорить.
– И это все?
– Пока – да.
В последних словах прозвучала угроза.
Когда Зуки познакомилась с Паскуале, она была совсем девчонкой и настолько подпала под влияние его магнетизма, что ничего не замечала, кроме его привлекательной внешности. Теперь, став взрослой, она поняла, что решительность составляла его сущность. Если Паскуале был намерен поговорить с ней, не стоило, во избежание дальнейших неприятностей, пытаться уйти от разговора.
– Отлично, – со вздохом согласилась она. – Говори. Я слушаю. Даю тебе пять минут – потом я ухожу.
– Потом я ухожу, – разделяя слова, произнес он в притворном ужасе. Неодобрительно щелкнув языком, он добавил: – Заплатить столько денег за образование в Швейцарии! И что же? В результате всех этих лет такие убогие предложеньица…
Его слова задели ее за живое: она поняла, что ставит себя в глупое положение, ведь он явно дразнит ее. Она вообще не обязана с ним разговаривать. Она ничем ему не обязана. Она уже не наивная, доверчивая школьница, а независимая деловая женщина, имеющая все права, черт возьми!
Зуки молча направилась к дому, расталкивая праздношатающуюся толпу, но по сопровождавшему ее шепоту поняла, что Паскуале идет за ней.
Пусть идет! – подумала Зуки с упрямой решительностью. Она захлопнет дверь у него перед носом и запрется! Это будет ответ на его шантаж. Она сомневалась, захочет ли он, чтобы вся эта избранная, привилегированная публика стала свидетелем того, как он будет к ней ломиться.
Зуки чувствовала, что люди смотрят на них, а женщины провожают Паскуале взглядами, полными страсти. Когда-то и она была такой. Она содрогнулась от отвращения, заметив, что Паскуале остановился поговорить с какой-то официанткой. Она снова вспомнила о том, что куда-то запропастился Сальваторе. Но это было даже к лучшему: он бы стал расспрашивать, кто такой Паскуале, – а что она ему на это ответит? Не могла же она признаться, что Паскуале – брат ее лучшей подруги, мужчина, которого она однажды умоляла заняться с нею любовью? А он отказался.
И это было самым оскорбительным. Он отказался…
Зуки до сих пор вздрагивала при воспоминании о том, как она себя тогда вела. Гордиться было нечем! Все эти годы она настойчиво отодвигала память о прошлом в глубину сознания, но сегодняшняя встреча воскресила события тех дней с мучительной ясностью.
Зуки шла по дому, ступая босыми ногами по мраморному полу, с бьющимся в тревоге и возбуждении сердцем, преследуемая своим высоким, темноволосым, молчаливым мучителем.
Ее комната была расположена на втором этаже, в противоположном от комнаты Сальваторе конце коридора. Она поспешно распахнула дверь, слыша за собой шаги Паскуале, его легкое дыхание и чувствуя его еле уловимый мужской запах, все еще волнующе знакомый даже после стольких лет.
Зуки обернулась и очутилась с ним лицом к лицу. Она тяжело дышала, а янтарные глаза сузились, как у львицы, готовящейся к прыжку.
– В конце концов, это смешно, – сказала она.
Загадочное выражение на лице Паскуале приводило ее в ярость.
– Согласен, – ответил он. – Ты превращаешь в фарс мое желание просто поговорить.
Она подумала об интимной обстановке спальни.
– Ладно. Но не здесь.
Он улыбнулся одними губами. Глаза сверкали холодным блеском.
– О? Почему же? А-а, я догадываюсь. Тебя смущает кровать, не так ли, Зуки? Боишься того, что может случиться, если останешься здесь со мной наедине?
Зуки судорожно сглотнула. Сколько раз ночами она представляла, как поведет себя, если, на свою беду, снова встретит Паскуале. Не станет обращать на него внимание или будет смотреть свысока? В голову приходили и более дикие фантазии, вроде той, что она готова была притвориться, будто вовсе с ним незнакома, и смотреть на него как бы в замешательстве. Но, глядя на Паскуале теперь, она поняла, что на это вряд ли хватило бы ее актерских способностей.
Во всяком случае, в ее планы не входило показать ему, что он все еще имеет над ней власть. Ни в коем случае! А что происходило на деле?
Глубоко вздохнув, она стала весьма ненатурально разыгрывать роль гостеприимной хозяйки. Улыбнувшись ему лучезарной улыбкой, какой она обычно улыбалась перед камерой, она сделала жест рукой, приглашая его войти.
– Извини меня, – сказала она с показной искренностью, и, судя по тому, как его передернуло, эта неискренность не осталась незамеченной. – Последние дни были очень напряженными – слишком много работы. Знаешь, как это бывает. – Взглянув на часики, она одарила его холодной, уверенной улыбкой. – Я могу уделить тебе… десять минут. Этого достаточно?
– Более чем, – сухо ответил он и прошел за ней в комнату.
Паскуале подошел к окну, выходившему на бассейн, и с минуту молчал, глядя на сидящих внизу за столиками людей, расправлявшихся с блестящими красными лангустами, на женщин, осторожно, чтобы не смазать губную помаду, поглощающих нежную розовую мякоть. Зуки вдруг почувствовала, как ее охватила дрожь.
– Как поживает Франческа? – неожиданно спросила она.
Паскуале мгновенно напрягся. Лицо его окаменело, он холодно и мрачно взглянул на Зуки.